Второго Рима день последний

– Или ты не отдаёшь себе отчёт в том, что нас всех ожидает? Смерть или рабство у турок. Одно из двух тебе придётся выбирать. Времени у нас осталось не более чем полгода. Потом придут турки. И какое тогда имеет значение, что следует делать, а чего нет?– крикнул я и с такой силой ударил кулаком по спинке кресла, что кости мои затрещали и боль на миг ослепила меня. – О супружестве, доме, детях думать может человек, у которого впереди жизнь. У меня и у тебя впереди ничего нет. Наша любовь заранее обречена на гибель. Времени у нас осталось мало. Но если ты хочешь, возьми свой плащ и уходи. Потому что много лет назад волей злого рока я вынужден был жениться на женщине, которая на много старше меня, женщине, которой я лишь из жалости подарил своё тело. Сердца моего она не затронула никогда.

– Какое мне дело до твоего сердца! – крикнула она, и лицо её пылало. – У тебя сердце латинянина. Об этом свидетельствуют твои слова. Константинополь не может погибнуть никогда. Один раз при жизни каждого поколения турки осаждают его без всякого результата. Наисвятейшая Божья Матерь хранит наши стены. Как же может овладеть ими какой-то юнец, Мехмед, которого презирают сами турки?

Она говорила только чтобы говорить. Слова лишь скрывали фанатичную веру в стены Константинополя. Потом, глядя на меня, она тихо спросила:

– Что ты там сказал о злом роке? Твоя жена действительно старше тебя?

Эти вопросы обрадовали меня. Они свидетельствовали, что в её женской душе родилось любопытство. В эту минуту вернулся мой слуга. Дверь с треском хлопнула, и на лестнице послышались тяжёлые шаги. Я вышел из комнаты и взял у него корзину.

– Сегодня ты мне уже не нужен, Мануэль,– сказал я.

– Господин, я буду в пивнушке напротив. Поверь мне, так будет лучше всего.

В своём усердии он тронул меня за руку и когда я склонился к нему, прошептал мне на ухо:

– Ради Христа, господин, посоветуй ей одеваться иначе. В этой одежде она привлекает к себе все взоры и вызывает любопытство большее, чем, если бы ходила с открытым лицом и была размалёвана как портовая проститутка.

– Мануэль,– предостерёг я его. – Мой стилет очень легко скользит из ножен.

Но он лишь хихикал, будто сказал какую-то шутку, и потирал ладони, словно перед благословением.

– У тебя душа сводника, словно ты цирюльник – сказал я и пинком выгнал его прочь. – Стыдись своих мыслей, – Но пинок был лёгким, чтобы Мануэль мог догадаться о моём расположении.

Я внёс корзину в комнату. Потом раздул огонь и подбросил уголь. Налил вино в серебряный кубок. Преломил пшеничный хлеб. Наполнил сладостями китайскую вазу. Она протестующе подняла руку. Но потом, перекрестившись по-гречески, отпила глоток тёмного вина, съела немного хлеба и липкий от мёда леденец на палочке. Я тоже не был голоден и вместе с ней попробовал всего понемногу.

– Итак, мы вместе пили вино и преломили хлеб, – сказал я. – Теперь ты можешь быть уверена, что я не сделаю тебе ничего плохого. Ты мой гость и всё, что моё, теперь и твоё тоже.

Она улыбнулась и сказала:

– Ты собирался рассказать о злом роке.

– Я говорил уже слишком много. Зачем слова, если ты рядом? Одними и теми же словами люди говорят о разных вещах. Слова рождают неверие и непонимание. Мне достаточно твоего присутствия. Если люди уже вместе, слова не нужны.

Я погладил её руки над котелком с углями. Пальцы у неё были холодные, но щёки горели.

– Моя любимая,– тихо сказал я. – Моя единственная любимая! Мне казалось, что наступила осень моей жизни. Но я ошибся. Спасибо что ты есть.

Она рассказала, что её мать заболела, и прийти раньше не было возможности. Ещё я почувствовал, как ей хочется сообщить мне кто она, но я этого не желал. Не хочу знать. Такие сведения только увеличивают проблемы. Всему своё время. Мне было достаточно её присутствия.

Когда мы расставались, она спросила:

– Ты действительно считаешь, что турки начнут осаду города уже весной?

Я не мог сдержаться, чтобы не взорваться опять:

– Вы, греки, все сумасшедшие? Тогда слушай! Дервиши и монахи снуют между деревнями во всей Азии. Войска султана в Европе уже получили приказ выступать. В Адрианополе отливают новые пушки. Султан намерен собрать армию более многочисленную, чем собирали его предки, чтобы осаждать твой город. А тебя интересует только одно: действительно ли он намерен прийти? Да, намерен! – выкрикнул я. – И он очень торопится! Теперь, когда Уния вступила в силу, возможно, Папе удастся заставить европейских князьков забыть о своих спорах и войнах, чтобы ещё раз собрать их на крестовый поход. Если турки – смертельная угроза для вас, то и Константинополь, находящийся в сердце турецкого государства – смертельная угроза для султана. Ты не имеешь понятия, насколько агрессивны его планы. О нём говорят как об Александре нашего времени.

– Тише, тише,– успокаивала она меня, и на лице её была улыбка сомнения. – Если всё так, как ты говоришь, то нам недолго осталось встречаться.

– Что ты хочешь этим сказать? – воскликнул я, хватая её за руку.