Второго шанса не будет

– Во-первых. Наши былые разборки между мной и Ириной Листопад никого кроме нас двоих не касались. И не касаются. Если вы так скорбите по ней, то почему у нее могила не ухоженная? Во-вторых. Я пришел с белым флагом. Я парламентер. А ты знаешь правила. И эти правила в этом городе соблюдают все. Парламентер неприкосновенен. Все эти правила чтят. Даже бандиты, терминаторы и душманы. Даже сектанты проклятые. И ты знаешь, что если вы эти правила нарушите, то через три часа здесь будут и казаки и «Ирбис» и сталкеры и националисты и еще бог знает кто. Им только повод дай. А самый лучший повод, это убить парламентера. Убить парламентера, более тяжкое преступление, чем шляться по метро. У тебя еще будут вопросы по поводу моей наглости?

– Ну ладно. Допустим ты парламентер. Только имей ввиду, смертный приговор тебе тут никто не отменял. И при первой возможности…

– Да при первой возможности я сам ваш поганый курятник вырежу.

– Посмотрим. И с чем ты пожаловал к нам, Ахиллес?

– Я уже давно не Ахиллес. Меня уже много лет вся Москва знает как Людоеда. А пришел я за вашими пленниками. Ясно?

Пентиселея ухмыльнулась и покачала головой.

– А с чего ты думаешь, что я пленников тебе отдам? Они наш трофей и у нас свои планы на их счет.

– Я твои планы обломаю малость. Ваш патруль у меня. Минерва, Лера и Марго. Это вы их не дождались, верно? – настала очередь ухмыльнуться Людоеду.

– Три сестры за четверых твоих козлов? Неравноценный обмен…

– За пятерых. Где пятый? – Крест нахмурился.

– Эти суки Андрея убили! – крикнул из клетки Сквернослов.

– Пасть закрой! – рявкнула Пентиселея, обращаясь к Вячеславу.

Крест шагнул к амазонке и угрожающим тоном произнес:

– Что это значит?

– Твоего друга убила его дочь. Одна из моих послушниц. Это их семейные разборки и наших переговоров не касаются.

– Да врет она все! – снова крикнул Вячеслав. – Это она все подначивала!

– Я сказала, заткнись!

– Нет, зайка, так дело не пойдет, – со злобой в голосе прошипел Людоед. – Их разборки или нет, но он погиб у тебя в плену. Теперь решай, кто из твоих трех шавок, что я в плен взял, умрет, отдав свою жизнь за его.

– Ты не посмеешь…

– Я посмею. Я самое отвратительное существо на этой долбанной планете. Я еще как посмею. И ты это знаешь. И еще. Я вижу, что один из моих товарищей избит сильно. Это значит, я убиваю одну пленницу за Андрея Макарова. А еще одной, за побои, причиненные моему другому товарищу, я отрезаю ухо и рублю нахрен указательный палец.

– Ты совсем озверел?! – воскликнула старшая амазонка.

– Я Людоед, деточка.

– Да ты кем себя возомнил, ублюдок?! Я сейчас прикажу прирезать и тебя и твоих подельников и разговору конец! И пусть приходят потом, кто хотят. Отобьемся! Не впервой!

– Да ты погоди, зайка, не суетись. Расклад таков. Вас тут тридцать две особи. Так? Это без тех дурочек, что в плену у меня. Сколько сейчас человек ждут моего возвращения и смотрят на ваш домик в прицелы, тебе не ведомо. Второе. В Балашихе, на Заречной улице у вас база. Питомник для поросят и кроликов с курями. Оранжереи всякие и самое главное. Ясли. Сколько там будущих стерв у вас на воспитании? Пятнадцать? А взрослых около сорока. Верно? Вот теперь напряги свое воображение и представь, что с ними будет, если я отсюда не выйду. А потом можешь убивать, если мозгов нет.

– Это тебе пленницы рассказали? Ты пытал их, скотина?

– Ну, я не склонен называть это пытками. Но они мне очень много рассказали. – Улыбнулся Крест.

– А ты не думаешь, что они обманули тебя?

– Я спрашиваю так, что врать при этом трудно, – он подмигнул амазонке. – Не надо меня недооценивать. Ирина меня недооценила, думая, что мое благородство не позволит мне ответить на ее давление. Она думала, что смиренно приму от нее все удары. Вы ведь все так любите поступать. Давите тех, кто по глупым идеалистическим причинам не в силах вам ответить. Но я сам удавил в себе благородство. Благородство, удел слабых и убогих. Ты прекрасно знаешь, на что я способен теперь. Так что не надо меня недооценивать.

– Блефуешь, Ахиллес, – прорычала Пентиселея.

– Хочешь проверить? – Людоед еще ближе подошел к ней и стал что-то шептать.

Николай понял, что Илья не хотел, чтобы его кто-то слышал кроме этой амазонки. Но сам Васнецов, с детства играющий на гитаре, обладал отменным слухом. И он отчетливо расслышал слова Людоеда:

– Я сжег миллионы людей. Неужели ты думаешь, что у меня возникнут колебания при мысли о том, чтобы вырезать ваш поганый выводок?

– Мразь, – презрительно бросила она.

– Конечно мразь, – кивнул Крест, – именно поэтому ты должна быть уверена в том, на что я способен.

– Мне нужно подумать. Ты не просто требуешь отдать тебе пленников. Ты хочешь забрать жизнь моей послушницы и покалечить другую. Мне нужно подумать.

Илья достал из кармана часы и взглянул на них.

– Думай быстро. Пятнадцать минут у тебя. Потом поздно будет для нас обоих.

– Ладно, – угрюмо бросила Пентиселея и направилась к выходу.

Людоед проводил ее взглядом. Затем посмотрел на оставшихся у дверей стражниц. Подмигнул им и усмехнулся. Затем подошел к клетке.