Ситрик прикинула: остров находился выше по течению реки Жадная Лапа, и был около килошага в длину. В ширину конечно гораздо меньше, потому как и ширина самой реки не более двухсот шагов. Знала она остров не только по изучению карты из любопытства, но и потому, что там тусовались гуси. На острове находились несколько ферм, грызи с которых кормили гусей, взамен иногда отлавливая оных и выдёргивая часть пуха. Гусей однако на острове всегда было куда больше, чем могли прокормить грызи, да и спрос на гусиный пух был не такой уж огромный; Ситрик более знала, что на Мучном собирают гусиные перья, идеально годные для письма чернилами. Грызи даже не дёргали их из птиц, а просто собирали по тем местам, где гуси часто трясли туловищами.
— Так вот, Лисса, которая там эт-самое, — продолжил Бронька, — Цокнула что на остров собралось непомерное количество лисо, привлечённое обилием гусо.
— Немудрено, — хмыкнула Ситрик, — Но мне кажется, у них каждый год такая пухня?
— В этот раз через край. Грызо цокнуло, что если не принять мер — сначала пожрут всех гусей, а потом с паводком всё многолисие останется на острове, где нечего лопать.
— И что они собираются? — осведомилась белка.
— Много чего, но для этого нужны лапы. Йа в общем в этом ключе и цокаю, что хотел отправиться туда. Ну и тебя пригласить, чисто если будет в пух.
— А тебя с литейки отпустят? — не подумавши ляпнула Ситрик.
— А кто меня задержит? — удивился Бронька, — Грызи у нас не самоубийцы, вроде бы. Да и не будет ничего, если отбегу ненадолго. В конце концов, зверьков надо выручать, а всё остальное может и подождать.
— Мм… — почесала ухо серая, — Тогда в пушнину, пшли!
— Превосходно, — счастливо улыбнулся грызь, — Думаю, завтра выходим, день на путь, ну и там как получится.
— Может, ещё кого возьмём?
— Да ладно, не на крокодилов облаву устраиваем, обойдёмся. Да и вообще, чтоб не скучиваться.
Скучиваться грызи действительно не уважали. Ситриковская мать Кулифа, как было обцокано позже, собирается в одну пушу за мороженой крапивой, каковая зимой крайне полезна для здоровья, а брат Раждак — никуда не собирается, потому как опушнел на работе и намерен сурковать, аки овощ.
Бронька взял на себя всякую возню в плане запастись кормом и тёплыми платками на случай посидеть, так что Ситрик, что называется, повела ухом: стоило повести им, как вокруг обнаруживалась Возня. Не особенно заметив, как это случилось, белка прокрутилась до самого вечера, переделав пухову тучу незаметных, но необходимых операций типа подкормки цветов в ящиках и мытья котлов в кормоблоке. Мыть приходилось именно общие большие кастрюли и котлы, потому как тарелки и ложки грызи всегда мыли сами — а скорее просто вылизывали так, что оставалось ополоснуть.
К вечеру в избу завалился Милдак, ситриковский самец; не то чтобы согрызун, а самец — она так и цокала прямо, «самец». По количеству пуха на единицу площади тушки и прочим экстерьерным показателям он соответствовал среднему грызю, но вот головой думал не настолько часто, как этого хотелось бы. Милдак состоял в вооружённой трясине, имевшейся в Щенкове на Всякий Случай — короче цокнуть, выполнял роль дуболома, а вслуху вышецокнутых отношений с головой, командовать грызями и матчастью ему не доверяли ни разу.
Ситрик была просто рада его слышать и наверняка не отказалась бы потискаться, но как оказалось, грызо было совсем не просто. Стоило белке упомянуть, что она завтра собирается на Мучной, как самец взорвался — в переносном смысле, конечно — и стал придурковато трясти хохолом и ушами, оглушительно вереща.
— Ты опушнела чтоли, Сит?! Я пол-года в отпуск не ходил, чтобы с тобой побольше побыть!
— Прости, — цокнула Ситрик, — Но это твой косяк, йа не слышу на весь Мир и не знаю, что ты там собирался. Надо было взять и цокнуть, и всё было бы опушненчик.
— Но сейчас-то ты не пойдёшь туда? — уставился на неё Милдак.
— Пойду. Единственное что могу предложить, это пойти с нами. кстати, будет весело.
— Ну да, три дня зимой по лесу — веселее нет ничего, — процедил тот, — Ты знаешь, сколько грызей каждую зиму проваливаются под лёд и тонут?
— Прилично, — прикинула белка, — А что?
— А ничего! — передразнил самец, — Никуда ты не пойдёшь!
Хотя хохол его стоял дыбом и глаза были бешенные, Ситрик рассмеялась:
— Ты меня остановишь, чтоли?