– А потом? – повторил Грейсон. – Как я уже сказал, потом я его схватил и двинул ему разочек в нос. – Он потёр ладонью об ладонь. – Честно говоря, может, и не разочек. Кажется, нос я ему всё-таки сломал. – Он улыбнулся. – Затем я схватил варежку и тем же путём выбрался из дома. – Он бросил взгляд на кухонные часы. – Поэтому не удивляйтесь, если сейчас сюда заявится полиция, чтобы задержать меня за взлом и нанесение телесных повреждений, – продолжил он.
Генри выглядел так, будто готов был расцеловать Грейсона.
Но это задание я хотела бы взять на себя. Я встала, притянула Грейсона к себе и поцеловала его в макушку.
Потом ещё раз. И ещё.
– Ты мой герой, тебе это известно?
– Мой тоже, – заверил Генри.
Я оставила смущённого Грейсона в покое и снова села.
– Но что это для нас значит?
– Это значит, что на первое время Артур оставит Мию в покое. – Генри скрестил руки за головой. – Ведь у него больше нет её личной вещи. Но он в состоянии найти другие пути и средства, чтобы снова такую вещь раздобыть.
– Миину или чью-нибудь ещё… – сказал Грейсон. – Но я думаю, на первое время у нас есть преимущество. Пусть даже нам нужно внимательнейшим образом следить за Артуром. И за своими вещами. – Он поднял голову и поглядел на духовку, в которую Лотти как раз поставила первый противень. – Ох, какой прекрасный запах! Что это?
– Круглогодичное успокоительное печенье Лотти. – Мия поставила дымящиеся кружки с какао на стол. – А теперь проясняю ситуацию:
Генри тоже улыбнулся.
– Переплюнуть такое просто невозможно, – сказал он. – Как считаешь, Грейсон?
Грейсон покачал головой – вид у него был очень довольный.
– Да уж, переплюнуть невозможно, но если я не получу хоть одну печенюшку, то и сам разревусь.
– Печенья хватит на всех, – сказала Лотти и отправила в духовку следующий противень.
Глава тридцать первая
– Н
епостижимо! – сказала Мия, разглядывая чёрную полированную каменную плиту в саду перед виллой на Элмс-уолк.– Точно, – согласилась я.
Вот, значит, на что Рыся потратила наши сбережения: воздвигла могильную плиту Господину Исполину. Пусть даже Рыся и не называла это могильной плитой, а всего лишь мемориальной табличкой.
И ничего ей не хотелось, утверждала она, кроме как напомнить человечеству о скоротечности красоты растений и о разрушительной силе некоторых представителей человеческого рода, а также о нашем долге упорно противостоять этой разрушительной силе.
– «В память о Господине Исполине, самшите вечнозелёном, Búxus sempervírens, который после двадцати пяти лет усердного цветения ушёл от нас за одну лишь ночь», – громко прочитала Мия. – Остаётся только порадоваться тому, что наши имена не высечены на этой же табличке.
– Нет, Кнопка, фу! Нельзя! – Я поспешно утащила Кнопку подальше от клумбы, потому что наша собака как раз собиралась произвести над этой надгробной плитой единственно правильное действие.
– Придётся нам ходить в парк другой дорогой, если мы хотим гулять вместе с Кнопкой. Никогда я не смогу спокойно смотреть на эту табличку, не оплакивая в душе наш так и не купленный смартфон.
– Я надеялась, что Грейсон получит на день рождения новый телефон, и тогда мы смогли бы взять его старый, – сказала Мия.
День рождения близнецов был сегодня. Тяжёлый вздох Мии напомнил мне о том, что я до сих пор не знала, какой наряд выбрать.
Флоранс пришла в голову «забавная идея», и вместе с приглашениями она раздала также указания по поводу одежды. Родственники Грейсона и Флоранс должны прийти в голубом, друзья по школе – в красном, знакомые Флоранс по благотворительной работе (суповая кухня для бездомных) – в зелёном. Белая одежда была предписана кавалерам и дамам, которые сопровождали приглашённых, а в чёрном должны были прийти те, кто не подходил ни под одну категорию.
Персефона по этой причине находилась в полнейшей панике. Не только из-за того, что она не могла надеть свою новую голубую юбочку от Миссони. Персефона считала, что красный ей вообще не к лицу. И только когда ей пришло в голову слёзно упросить Габриэля взять её в качестве своей сопровождающей, всё снова наладилось. Габриэль, кстати, ничего против сопровождения Персефоны не имел.