Громов нерешительно стаскивает с себя футболку, я опускаю глаза.
— Уф!
Почему здесь нечем дышать? Машу двумя руками перед своим лицом. Я к этому не готова. Я и он, обнаженный до пояса. В одной комнате. Слишком много для меня.
— Дыши, — хрипло отвечает он, беря меня за руку. От его прикосновения я перестаю еще и моргать. — Тебе лучше выйти.
Я не сразу прихожу в себя.
— Ты прав, — хриплю я, поворачиваюсь, делаю крошечный шаг, берусь за ручку и замираю. Чего-то жду. Затем отпираю дверь и выхожу наружу. Мои щеки пылают, пот льется по спине градом. Почему он так действует на меня? Встряхиваю головой и жму на кнопку вызова лифта. Пробегаю по большому мраморному холлу, едва не сбив темно-синий «костюм», оказываюсь на парапете. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Что ты делаешь со мной? Нужно с ним поговорить. Так нельзя. Я не могу.
Когда я возвращаюсь в кабинет, его уже или до сих пор нет. Вздыхаю с облегчением и принимаюсь за работу.
Около полудня звенит телефон. Сообщение от Валеры.
И с ним нужно разбираться. Эти записки, пощечина, поздние приходы, грубость. Я целовалась с коллегой. Изменила своему мужу. Разве я могу назвать свою жизнь нормальной?
От разъедающих мыслей меня отвлекает, пришедшее сообщение в рабочий мессенджер. Смотрю на экран и кликаю на окошко.
Константин Громов:
Выйди. Я жду тебя внизу.Я мгновенно вспыхиваю, ощущая, как кровь приливает к голове.
Что ему нужно? Идти или не идти?
Все же встаю с места, стараясь сохранять самообладание, но внутри все скручивается от волнения.
— Скоро приду. Если, что звоните, — говорю своим подчиненным и выхожу из офиса.
Замечаю его машину у входа и сажусь внутрь. В салоне пахнет свежестью и мускусом. Смотрю на Костю. Он переодел футболку, волосы, будто чуть влажные. Когда успел?
— Пристегнись, — командует он и отъезжает от здания.
Делаю, что велено. На споры сил нет.
— Куда мы едем?
— Узнаешь, — говорит Громов и прибавляет музыку. Какой-то речитатив, не могу и слова разобрать.
По дороге меня укачивает, и я засыпаю. А когда открываю глаза, передо мной открывается вид на залив. Что это за место? Яхты снуют туда-сюда, тревожа на редкость спокойное море. Громов стоит снаружи, облокотившись на капот.
— Зачем мы здесь? — спрашиваю, выходя из машины.
— Поговорить, — не поворачивая головы, отвечает он.
Вот как.
— Говори.
— Я бы с удовольствием поиграл в нашу игру, но сейчас не время, — жалит меня Константин.
— Больно надо, — всерьез обижаюсь я.
— Миа, то, что вчера произошло…
О, господи! Настолько откровенно?!
— Давай забудем.
Я резко выдыхаю и ошарашенно на него смотрю.
— Что прости?
— Ты слышала.
— Ты лишил меня права выбора. Из-за тебя я изменила своему мужу. И ты. Говоришь. Мне. Давай забудем?! — мой голос срывается на крик.
— Ты этого хотела.
— А! И сама тебя поцеловала! Так?! — с сарказмом произношу я.
— Нет. — Константин ерошит волосы, растеряно смотря на меня.
— Кость, зачем ты меня поцеловал?
— Я не знаю.
— Как очевидно! — язвлю я.
— Миа, ты…. я… со мной никогда такого не происходило. Я не понимаю, что чувствую.
«Что ж, вполне искренне», — резонно отмечает Миа-2.
— Так разберись, черт возьми! — говорю с возмущением. — Ты не имеешь права так поступать, если ничего не чувствуешь!
— Но я…
— Что ты, Громов?!
Он раскрывает рот, не решается и снова закрывает.
— Нечего изображать немую рыбку! — грублю я. Константин ухмыляется.
— Ты ненормальная, — с неуместной веселостью произносит он.
— Какие еще определения ты ко мне подобрал? — саркастично заявляю я, и неожиданно для себя то же улыбаюсь, затем не выдерживаю и заливаюсь от смеха.
Костя смотрит на меня как на безумную, а я такая и есть!
Отсмеявшись, надеваю «жесткую» маску и говорю:
— Я не сойду с этого места, пока ты не скажешь, что творится в твоей душе.
Константин сверлит меня взглядом. Его грудь вздымается и медленно опускается. Пальцы тарабанят по капоту.
— Я чувствую тоже, что и ты.
Так ты не отделаешься!
— И что же это?
— Ты знаешь.
— Нет. Не знаю. — Сверкаю на него глазами, блуждая по лицу, проходя ото лба до подбородка. Он лишь больше хмурится, но молчит.
— О чем ты мечтаешь, Костя?
Хмурость сменяет изумление. Громов распрямляется и моргает.
— О невозможном, — со всей серьезностью заявляет он.
Что?
— То есть… лучше бы мы встретились раньше, — поясняет Громов.
О. Не этого я ожидала.
— Невозможно, Миа, — продолжает он. — Сейчас невозможно. Моя жена ждет ребенка и я…
Ребенка? Я может, тоже жду ребенка?
— С чего ты взял, что что-то вообще было возможно? — Решаю выпустить все шипы. Я не могу позволить ему топтать меня.
Он вскидывает брови и расширяет глаза.
— Я думал… — начинает он, потом замолкает и протягивает: — Ооо.
Вмиг он становится таким потерянным, уязвимым. Я не выдерживаю, подхожу к нему ближе и заглядываю в лицо.
— Знаешь, я очень злюсь на тебя.
— Злишься? — Его щеки розовеют, глаза смотрят под ноги.