Расчеты окончательных потребностей армии для «Программы победы» сообразно ожидавшимся «стратегическим операциям» и «главным военным единицам», которые для них понадобятся, стали производиться военным министерством с сентября 1941 года. В 1942 году планирующие органы комитета начальников штабов ориентировались на наращивание численности армии до 10 572 000 человек, а количества дивизий – до 334. Всего же для покрытия также потребностей флота, корпуса морской пехоты и береговой обороны предполагалось мобилизовать 13 миллионов человек. Презумпцией было: СССР не выдержит напряжения борьбы с Германией (и не исключалось – с Японией), и, следовательно, западным державам не избежать крупных наземных операций.
При ближайшем ознакомлении с материей обнаруживается, что в
Приведенные даты и числа, если их систематизировать и соотнести с конкретными событиями той поры, весьма красноречивы. Первое серьезное сужение базиса военных усилий США имело место в разгар немецкого наступления на Сталинград, в момент кульминации военного могущества Германии, когда не только американские штабы, но и советские руководители рассматривали ситуацию как непредсказуемо критическую.
Что же толкнуло президента осенью 1942 года на свертывание «Программы победы», помимо неблагоприятных показателей опросов общественного мнения накануне промежуточных выборов в конгресс, неразберихи и несогласованности в деятельности различных вашингтонских инстанций, ведавших выдачей заказов, распределением военных материалов, обучением военного персонала? Чем обосновывался относительный спад военно-экономической активности в США, когда жизнь как будто требовала обратного? Случайно ли, что примерно в то же самое время в американских и английских кругах отмечался очередной всплеск сомнений насчет целесообразности поставлять СССР оружие и материалы? Ответов на этот круг вопросов – прямых и исчерпывающих – нет. Косвенные свидетельства наводят на противоречивые мысли.
Пока ограничимся констатацией: год спустя после Московской битвы Советский Союз приготовил неожиданность под Сталинградом. И рейху, и западным державам. Последние в конце октября вздохнули с облегчением: передышка продолжается, «русские продержатся эту зиму», и «Торч» не будет слишком рискованным мероприятием. А с декабря 1942 – января 1943 года у Вашингтона и Лондона появилась новая забота: