С начала 1945 года антисоветский аспект стал превалирующим для «Алкос». Агенты этой организации сосредоточились на розыске немецких специалистов, их интернировании или немедленной отправке за океан, а также выявлении лабораторий, материалов и документов, могущих представлять ценность для атомных исследований в СССР. 15 марта налетом 612 «летающих крепостей» был уничтожен завод фирмы «Ауэр-гезельшафт» в Ораниенбурге (под Берлином), имевший дело с ураном. «Для маскировки перед русскими и немцами цели налета, – признался позднее Гровс, – одновременно такой же массированный удар был обрушен на городок Цоссен, где располагался штаб вермахта». Все детали этой, как и других аналогичных военно-политических диверсий, обговаривались в рабочем порядке непосредственно между Маршаллом, Гровсом и Спаатсом. Генералы делали свою большую политику[865]
.Как отмечалось, с 1943 года под крышей «Манхэттенского проекта» осуществлялась также сверхсекретная программа инвентаризации глобальных запасов и месторождений радиоактивных элементов и установления над ними единоличного американского контроля. Соглашения с иностранными правительствами оформлялись без ведома и в обход госдепартамента. В докладе военному министру (сентябрь 1944 года) Гровс предсказывал, что к концу войны США будут прямо или косвенно распоряжаться девятью десятыми всей руды с богатым содержанием урана. 3 декабря 1945 года Гровс доложил, что 97 процентов мировых запасов богатой урановой и ториевой руд находятся под контролем США. Считалось, что переработка бедных руд требует революции в технике извлечения полезного вещества. Отсюда делался вывод, что атомная монополия американцев будет длительной, а превосходство незыблемым[866]
.Едва ли ошибочно принять 1943-й за год рождения американской «атомной дипломатии». Сути не меняет то, что намерение оснастить политику «абсолютным оружием» чаще и категоричнее выражалось в ту пору англичанами. Летом 1943 года Черчилль рассуждал о «жизненной заинтересованности (Англии) в том, чтобы быть в состоянии поддержать свою независимость в будущем перед лицом международного шантажа, к которому русские в конце концов смогут прибегнуть»[867]
. Те самые русские, которые ломали тогда на Курской дуге хребет нацистскому зверю, те самые, о которых премьер 21 октября 1942 года, накануне советского контрнаступления под Сталинградом, писал в меморандуме членам британского военного кабинета, что они угрожают независимости и культуре европейских народов «варварством».Член британского военного кабинета Дж. Андерсен, отвечавший за работы в атомной сфере, говорил премьер-министру Канады М. Кингу после первой Квебекской конференции (август 1943 года), что «атомное оружие даст контроль над миром той стране, которая первой его получит». Он же, Андерсен, «рассматривал атомную бомбу в аспекте советской угрозы и ставил под вопрос разумность полагаться исключительно на Соединенные Штаты»[869]
.У Гровса, Стимсона и ряда других американцев, причастных к атомной политике, язык развяжется после смерти Рузвельта и еще больше с окончанием Второй мировой войны[870]
. В 1942–1945 годах они делали свое дело под покровом таинственности, непроницаемой даже для вице-президентов, госсекретарей и почти всех министров. Последнее дало почитателям политики подавляющей силы козыри перед их соперниками, когда пробил час определять место и курс Соединенных Штатов в послевоенном мире, заново пересчитывать врагов и друзей.Конец 1944 года прошел под знаком нарастания разногласий между США и Англией. Недовольство поездкой Черчилля в Москву было одним из его симптомов. Рузвельт неприязненно наблюдал назойливые старания Лондона восстановить довоенные режимы в Италии, Греции и ряде других европейских государств. Хотя, как показывает пример Франции, сами Соединенные Штаты не блистали щепетильностью и последовательностью, когда им надлежало согласовывать широковещательные декларации о демократии со своими поступками.