Второй пол

«Что делать, коли женщиной могу я быть лишь у него в объятьях, а кубком вина – лишь в сердце у него?»[216]

«Но ты, душа моя, скажи, ведь не напрасно я создана, ведь существует тот, кто призван меня сорвать!

Какая радость будет для меня, когда заполнить смогу то сердце, что меня ждало»[217].

Разумеется, такой союз мужчины и женщины должен быть заключен перед Богом; он священен и совершается в вечности; он должен быть принят глубоким движением воли и не может быть нарушен по личной прихоти. «Любовь, согласие двух свободных людей отдать себя друг другу показалось Богу чем-то столь великим, что Он сделал это таинством. Здесь, как везде, таинство придает реальность тому, что было лишь высшим стремлением сердца»[218]. И еще:

«Брак – не удовольствие, но принесенье удовольствия на жертвенный алтарь; брак – старание двух душ, которым отныне и вовек во имя цели, что их разуменью недоступна,

Придется ограничиться друг другом»[219].

Благодаря этому союзу мужчина и женщина не только будут дарить друг другу радость; каждый из них еще и станет хозяином своего бытия. «Эту душу во глубине моей души найти мог только он!.. Ведь это он пришел ко мне и протянул мне руку… Он был моим призваньем! Как выразить мне это? Он – мои истоки! Лишь благодаря ему и для него я в мир пришла»[220].

«Бо́льшая часть меня, что я считала несуществующей, поскольку занята была другим и думать о том забыла, и вдруг, о боже! Она живет, мучительно живет»[221].

И оправдание этого бытия – в том, кого оно дополняет, кому необходимо. «Ты была необходима в нем», – говорит ангел Пруэз. А вот слова Родриго:

«Ибо что зовем мы смертью, как не тот момент, когда необходимым ты быть уже не можешь?

Когда же без меня она умела жить? Когда ж я перестану для нее быть тем, что ей необходимо, чтоб быть самой собой?»[222]

«Говорят, что нету душ, рожденных вне нашей жизни, и нету между ними таинственных, непостижимых уз.

Но ты и я – здесь нечто даже большее, ведь я существую, только пока ты говоришь; и речи наши встречают один и тот же отклик.

Когда готовилось созданье наших душ, то, может, Орион, у них осталось немного вещества, пошедшего на вас, и этот вам недостающий комок стал мною»[223].

В этой чудесной необходимости воссоединения вновь обретается рай и побеждается смерть:

«Вот из мужчины и женщины воссоздано то существо, что некогда жило в раю»[224].

«Одна возможность только есть у нас избегнуть смерти – избавить от нее друг друга.

Как если фиолетовый смешать с оранжевым, явится чистейший красный цвет»[225].

Наконец, в обличье другого каждый из них достигает Другого во всей его полноте, то есть Бога.

«То, что мы даем друг другу, есть Бог в различных ипостасях»[226].

«Если б прежде ты не увидел неба в моих глазах, разве смог бы ты так истово его желать?»[227]

«О, перестаньте быть женщиной и дайте на челе у вас увидеть Бога, ибо вы бессильны удержать Его в себе»[228].

«Любовь Бога взывает к тому же свойству нашей души, что и любовь Его созданий, к чувству, что сами по себе мы не полны и что высшее благо, в котором мы реализуемся, – вне нас, в ком-то другом»[229].

Так каждый находит в другом смысл своей земной жизни и неопровержимое доказательство недостаточности этой жизни:

«Уж если я не в силах небо даровать ему, то от земли хотя бы оторвать его смогу. Ведь только я одна способна недостаток дать ощутить ему, по силе сопоставимый с его желанием»[230].

«То, чего я у тебя просила, и то, что даровать тебе хотела, не с временем соизмеримо, но с вечностью»[231]

.

Тем не менее роли женщины и мужчины не полностью симметричны. В социальном плане мужчина имеет очевидное преимущество. Клодель верит в иерархии и, среди прочих, в иерархию семейную: глава семьи – муж. Анн Веркор царит в своем доме. Дон Пелаж считает себя садовником, чьим заботам вверено хрупкое растение – донья Пруэз; он дает ей поручение, от которого она и не думает отказываться. Быть мужчиной – это уже привилегия. «Кто я такая, дева бедная, чтоб с мужем из рода нашего меня равнять?» – вопрошает Синь[232]. Мужчина возделывает поля, возводит соборы, сражается с мечом в руках, исследует мир, завоевывает земли, действует, проявляет инициативу. Через него воплощаются замыслы Бога на этой земле. Женщина же предстает кем-то вспомогательным. Ее удел – оставаться на месте, ждать и поддерживать.

«Я – та, что остаюсь, меня найдете здесь всегда», – говорит Синь.

Она защищает наследие Куфонтена и аккуратно ведет его счета, пока он сражается вдалеке за дело. Женщина помогает борцу надеждой: «Я несу с собой неодолимую надежду»[233]. А еще – жалостью:

«Мне стало жаль его. Куда бы, мать ища, он обратил свой взор, как не к познавшей униженье женщине

В порыве доверчивости и стыда»[234].

А Золотая Голова, умирая, шепчет:

«Вот раненого мужество, поддержка больного,Последний друг того, кто умирает…»