Но так как производство В-28 не развернуто, до осени пришлось ждать этих поставок, поэтому пришлось плотно поработать с бюро Мясищева, и выбить из него два полка ДИС (дальних истребителей сопровождения): переделок Пе-3 в тяжеловооруженный дальний истребитель. Они готовили машины для ОМАГ в прошлом году, но под руководством Изаксона. Из-за слабого навигационного оборудования большинство этих машин были потеряны, летчики погибли. Так как я имел Постановление ГКО в кармане, а мне требовалось защитить ударные В-25, а, пардон, январское «приключение» мною забыто не было, и я еще тогда начал дергаться по этому поводу, то удалось заполучить к началу полярного дня первую партию этих машин. Дальность у них была меньше, чем у «двадцать пятых», на три тысячи километров. Локаторы стояли только у командиров звеньев. Вместо М-105П поставили «Роллс Ройс Мерлин 32», 1620 сил, но его радиаторы воткнули в центроплан, а гондолы зализали до идеала. Пушечную батарею установили под брюхо. Версия была низковысотной, но для удара по кораблям все самолеты снижаются. Нас эти машины почти полностью удовлетворили, как по дальности, так и по маневренности. Базировались они на Кильдине и полностью «покрывали нашу зону ответственности от Медвежьего до мыса Желания. Установленная передняя броня, бронестекло и бронеспинка кабины, в отличие от Пе-2,3 ранних выпусков, позволяла этим машинам ходить в лобовую на «юнкерсы», а мощное вооружение, как оборонительное, так и наступательное, переломили ситуацию над северной частью Баренцева моря. Бомбы он не нес, считался чистым истребителем. А на В-25 мы переделали антенны РЛС, обеспечив приемлемый обзор задней нижней полусферы локатором, отведя часть излучения от основной антенны. Проблема в основном состояла в том, что при таком длительном полете стрелки утомлялись и теряли бдительность. Теперь при обнаружении цели сзади рявкал ревун.
Несмотря на отдельные замечания, как с моей стороны, так и со стороны Госкомиссии, дивизию признали боеспособной, и она начала развертываться с 24 марта 1943 года на площади в полмиллиона квадратных километров, взяв под наблюдение не только северную и восточную часть моря, но и всю его акваторию. Активность немецкого флота здесь упала до нуля еще в апреле. В мае мы получили приказ перебазироваться из Гремихи в Оксфьорд, а штаб дивизии – в Альту.
Глава 30
Далека родимая сторонка
На Северном флоте нас считали «тыловыми крысами». Оно и верно, располагались мы довольно глубоко в тылу, основные задачи выполняли отдельно от него, и даже отдельно от Беломорской флотилии. В марте вместо Степанова нам назначили контр-адмирала Степана Григорьевича Кучерова. До того он был начальником штаба Северного флота. Что-то с Головко не поделил. Сняли со ссылкой на резкое повышение уровня потерь флота. Мою кандидатуру ещё раньше отсеяли из списка кандидатов на пост командующего. К тому времени поставленная передо мной и моей дивизией задача ещё не была решена. Со Степаном Григорьевичем мы пересеклись ещё в Москве, практически сразу после приёма в Кремле. Его сразу предупредили, что дивизия имеет задание Ставки и не зря носит название отдельной. Летели обратно одним самолётом, там я и узнал причину его снятия. Кучеров прекрасно разбирался в снабжении и логистике флота. На посту начштаба Северного флота его сменил бывший замначальника службы снабжения и вооружения ВМФ Фёдоров, начштаба Амурской и Волжской военных флотилий. Он тоже долго не удержался в ласковых объятьях Головко. Фактически боевые потери были ни при чем. Да, ему «припомнили» исчезновение гвардейской Д-3 в июле и К-2 в сентябре 1942-го, гибель «Сокрушительного» в ноябре того же года, Щ-401, К-22 и нескольких «эМок» зимой 1942/1943 года. Но причиной понижения в должности было его замечание, что у Станкявичуса, который лично руководит ремонтами и походами, таких потерь нет, хоть и лезет в самую задницу. Этого ему не простили, обвинив в слабой проработке операций флота. Действительно, дивизия, тьфу-тьфу-тьфу, пока потеряла единственный самолет, все плав-единицы доходили до ремонтных баз самостоятельно, несмотря на повреждения. Но так, следует иметь в виду, что мне тоже могут не простить потерь, раз уж за это взялись. На следующий день после прилета в Архангельск я вылетел в Гремиху, и более мы с Кучеровым не пересекались.