Второй после Солнца

– А я-то воображал, что вся империя знает мои условия! А ведь они на редкость просты и удобны для заучивания и распевания хором: любовь ко мне не может не быть всепоглощающей – раз – и всеобъемлющей – два-с.

– Я согласна, милый, на твои условия! – воскликнула Гризельда. – Я уже люблю тебя более всепоглощающе, чем Вотана, и более всеобъемлюще, чем его же!

– Попробовала бы ты не согласиться, – пробурчал Аркаша. – Но мы будем спускаться на землю? Как у вас принято?

– Зачем? С тобой и на дереве рай.

– Тогда постараемся не упасть. Вся надежда только на твои когти.

– Люби меня, и ты никогда больше не упадёшь, а если и упадёшь, то не разобьёшься, а если вдруг решишь умереть, то умрёшь стоя, как мы, херуски!

– Или повиснув, как вы, херуски, что, впрочем, тоже неплохо, – пошутил Аркаша. – Но я готов любить тебя и за так, потому что мне нужно кого-то любить кроме себя. И мне хочется любить тебя по-настоящему: больше жизни – твоей жизни, конечно, и больше смерти – конечно, смерти врага Отечества.

И он полюбил её по-настоящему, по-русски. И она полюбила его по-настоящему, по-херусски. И они любили друг друга настолько по-настоящему, что так и не нашли времени на женитьбу.

Как и Аркаша, Арминий в эту ночь проявил себя молодцом. Но едва забрезжил рассвет, он оставил мирно посапывающее розовое тело Туснельды и, то на четвереньках, то ползком добрался до лужайки, где его уже ожидали заговорщики со следами тяжёлого похмелья на лицах и окружающем пейзаже.

– Вы больше похожи на общество анонимных алкоголиков, чем на могильщиков Рима, – приветствовал их Арминий.

– Поглядел бы ты на себя, – нелюбезно ответил один из заговорщиков.

– И то верно, – согласился Арминий. – Итак, Вар со всеми тремя легионами и со всеми вспомогательными войсками завтра выступает в поход и через неделю окажется в Тевтобургском лесу70, где мы и будем его ждать, заранее устроив засаду.

– Ох, тяжело нам будет добраться туда раньше них, – простонал один из заговорщиков.

– Им будет не легче, – парировал Арминий, – мы устроим завалы на всём их пути.

– А если Вар вышлет разведчиков? – спросил один из заговорщиков.

– Не вышлет, – успокоил его Арминий. – Он стар и ленив, он – больше не воин, а сборщик налогов, и кроме того, полностью мне доверяет: ведь даже наветы моего тестюшки не смогли поколебать его веру в меня. А с тестюшкой я ещё посчитаюсь.

– Что будем делать с Аркашей? Не пора ли и с ним посчитаться? – спросил один из заговорщиков.

– Аркашу не трогать! Аркаша – он и не их, и не наш, он – над нами! Он настолько лучше и чище… – Арминий оборвал фразу на полуслове, едва не захлебнувшись от избытка чувств.

– Отдай ему свою жену, если он такой замечательный, – предложил один из заговорщиков с нехорошим смешком.

– Надо будет – отдам, и не только жену, – прокашлявшись, пообещал Арминий.

Через неделю ополчение херусков, бруктеров, марсов и хаттов71, замаскированное под пни, стволы и кочки, расположилось в Тевтобургском лесу вдоль дороги на крепость Алисон.

С криком «Мочи макаронников!» Арминий первым спрыгнул с одного из завалов, преграждавших римлянам путь, и ринулся в бой.

С криками «Мочи макаронников!» германцы вместе с проливным дождём сыпались сверху и сбоку, спереди и сзади, вырастали из-под земли.

Когда на третий день молотилова почти всё уже было кончено, два воина подвели к Арминию Квинктилия Вара.

– Отпустите его, – приказал Арминий, глядя поверх головы своего бывшего руководителя. – Мы со стариканами не воюем. И мы не воюем с мытарями – мы воюем с солдатами.

Квинктилий Вар молча вынес это последнее прижизненное оскорбление.

Смерив Арминия взглядом от живота до шеи, он развернулся через левое плечо и строевым шагом прошёл по трупам. Победители, дружно обиравшие павших римлян, его не трогали. На опушке он подобрал ещё не оприходованный ими меч одного из своих воинов и сделал единственное, что ему оставалось.

Аркаша одним из первых подоспел на место побоища.

– Поднимите мне веки! – потребовал Аркаша, чуя недоброе, но поскольку никто не решился исполнить его приказ, векам пришлось подниматься самим, преодолевая неимоверную тяжесть прозрения.

Масштаб катастрофы стал ему ясен с первого взгляда. Поэтому найдя случайно труп Вара, Аркаша потребовал от него вернуть погибшие легионы.

– Квинктилий Вар, Квинктилий Вар, верни нам с Августом легионы! – теребил труп Аркаша.

Ничего Квинктилий Вар не отвечал, только страшно зенками вращал.

– Слышь, Квинктилий Вар, давай-ка, напрягись, возвращать всё равно придётся, счётчик включён, – предупредил Аркаша, приподнимая Вара за грудки. – Проследи, чтоб вернул, отвечаешь головой, – бросил он одному из сопровождавших его римлян, а сам направился далее в гущу порубленных тел, ещё надеясь отыскать там Арминия или хотя бы части его.

Весть о катастрофе приблизила кончину Августа. Не бритый, не стриженный, он, по наущению Аркаши, три месяца бился головой о стенку с криками: «Квинктилий Вар, верни легионы!72», но не помогло даже и это, казалось бы, проверенное средство.