Второй шанс

В своих путешествиях я слышала немало музыкальных жанров, но этот отличался. Эта музыка заставляла мои бёдра двигаться! Я толкнула двойные двери и была поражена, увидев построенную сцену, на которой играл десяток гулей. Две кобылки-гуля на подпевке и один жеребец земной пони в почти комичной широкополой шляпе пели об истории вечной любви. А вокруг сцены, не смотря на душещипательную лирику, радостно танцевали множество гулей.

И мне очень хотелось присоединиться к ним.

Над толпой порхала Психшошай и вертелась вокруг слегка ошеломлённого Стигиуса, который просто пытался не отстать от неё. Я представила, как гордилась бы Флаттершай, увидев, какой замечательной летуньей стала её дочурка, вьющаяся и качающаяся вокруг серого ночного пони. Я вздохнула. Танцам придётся подождать.

Вайндклоп указал на сестру Грейвис, качающей головой в такт музыке и улыбнувшейся при нашем приближении. У коричневой земной пони осталось всего несколько зелёных прядей от гривы и хвоста, но свою форму медсестры она содержала в идеальном порядке.

— Сестра Грейвис, это Блекджек. Блекджек, сестра Грейвис. Мисс Грейвис, Блекджек хочет попасть в Хайтауэр. Я надеюсь, вы сможете её отговорить от этого — затем он выпрямился и посмотрел на робота, парящего за барной стойкой — он выглядел как Мистер Помощник, но выкрашенный в полоску и в широкополой шляпе, болтающейся на куполе. — Привет, Цербер. Не приготовишь мне Муссон?

— Сию минуту, мистер Вайндклоп! Сделаю с такой же лёгкостью, с какой я не могу размазать тебя в жирное пятно по земле. Будь проклят этот боевой ограничитель! — ответил робот, начав смешивать коктейль для гуля-пегаса.

Сестра Грейвис тронула меня за плечо, заставив подпрыгнуть. Я взглянула на неё, а затем опять на робота.

— Эта штука… безопасна? — спросила я кобылку-нежить.

— О, Цербер кроткий как котёнок. Он был запрограммирован не нападать на дружественных посетителей или постоянных жильцов, — ответила она, глядя на робота. — Не так ли, Церби?

Робот протянул ко мне одну из своих глазных камер и сказал театрально-громких шёпотом, который слышали все пони:

— Вообще-то, я думаю, что все они куча гниющей понятины и фермы для личинок, и я бы всех их распылил в груды пепла, если б мог. Но я не могу, спасибо этому чёртовому боевому ограничителю! И раз уж я не могу пройтись очистительным огнём по этой коллекции болезненных, шевелящихся трупов, не желаешь ли мартини, ты, зебролюбка гулеобнимашка?

— Да, — протянула я. — Конечно.

Я не могла удержаться от улыбки и покачивала головой в такт музыке, пока мы ждали.

— Если не возражаете, я спрошу, — начала я, — почему… так? — я неопределённо обвела клуб копытом. — Я имею в виду, я была в Миксере во Флэнке, но это всё выглядит несколько… ну… чересчур.

Вайндклоп и сестра Грейвис обменялись долгим взглядом, прежде чем он снова взглянул на меня с открытой улыбкой.

— Ну, ты должна понимать, быть гулем это совсем не то, что быть гладкошёрстным. Это больше чем быть просто мёртвым. Наше зрение чуть менее острое, хотя мы намного лучше видим в темноте. Хотя, если честно, когда большинство пони, с которыми ты живёшь, выглядят как трупы, это не так уж плохо. Просто есть определённый предел, как долго ты сможешь всё приукрашивать. Наше осязание ухудшилось и простые вещи вроде еды, питья и даже опьянения для наших тел проходят труднее. И чем меньше будет разговоров о нашем ощущении запаха или вкуса, тем лучше.

— Единственное, что осталось неизменным, это наш слух, дорогая, — пояснила медсестра. — А одна из вещей, которую многие из нас любили, пока были живы, это музыка. О, конечно, мало кто из нас может петь всё, что ты хотела бы услышать, но слушать-то мы можем все. Вспоминая хорошие времена… — она взглянула на сцену с оркестром. — И забывая плохие…

Вайндклоп получил свой напиток, что-то голубое и белое, крутящееся в бокале, и взглянул на дальнюю сторону бара, зажав бокал между хрупкими с виду костями крыла.

— Если вы, дамы, извините меня, мне нужно поговорить с Пэчворком о его голосовании — он чуть склонил перед нами свою шляпу и обежал к выглядевшему побитым гулю, попивающему Баквайзер.

— Всё время волнуется за своё переизбрание, — задумчиво проговорила медсестра. — Но, полагаю, это лучше, чем скатиться вниз, — улыбнулась она мне. — Итак… ты хочешь проникнуть в тюрьму. Я работала там и я могу сказать тебе, что там внутри нет ничего, за что стоило бы отдать жизнь.

— В обычной ситуации я согласилась бы, — ответила я, положив передние ноги на барную стойку перед собой. Оркестр начал играть новую песню, заставляя меня притопывать задними ногами. — Но там есть кое-что, что мне необходимо — её скептический взгляд дал понять, что она мне не поверила. Я открыла панель на своей ноге, демонстрируя ей ПипБак. — В этот ПипБак заложена программа, ведущая по старому маршруту. Следующая остановка в Хайтауэре.

Гуль нахмурилась, с беспокойством глядя на меня.