Второй шанс

Неужели одного было недостаточно?

— Первая — это липкая радужная штука… она не причиняет особого вреда пони вроде меня или Коры. Иногда толстяки вляпываются в нее, и она делает их еще более нелепыми. Какие-то красные пони однажды упали в нее, и сильно мутировали. Док прикончил их своим ядовитым дыханием. Этот противный розовый газ… в самом низу, на дне, целые облака этого газа. Только Док ходит туда, — Она ухмыльнулась, сверкнув острыми зубами. — Док сказал, что мне нельзя туда заходить, но я все же зашла. Сломала там несколько вещичек… — она пожала плечами. Видимо, этот жест был самым привычным для нее.

Я посмеялась над этим, и вспомнила, что сказала Психошай.

— Эй, Прелесть? Психошай сказала, что с Сангвином было что-то не так… он сказал, что я пробудила нечто в Ядре.

— А, ну да, он орал как ненормальный. Не знаю из-за чего. Я тогда спала. Но, как мне кажется, когда взорвался какой-то большой корабль… ну, он чуть с ума не сошел. Он говорил, что если какая-то там программа взорвалась, то ничто не сможет остановить что-то очень нехорошее, собирающееся вырваться из города и съесть каждого пони… ну или как-то так. Я не особо слушала его, честно говоря. Очень многие пони хотят навредить ему…

Интересно, почему.

— Он никогда не говорил, зачем ему программа?

— Она ему нужна, чтобы исправить что-то. Хотя я не знаю что… надеюсь не что-нибудь из того, что я сломала.

Я нахмурилась… Это совершенно не совпадало с тем, что я слышала раньше. Что он собирался создавать монстров, и использовать Пустошь как свою лабораторию. Или продать Химеру Красному Глазу.

— Он случайно не упоминал о каком-нибудь секретном проекте, или о пони по имени Голденблад? — предположила я.

— О, да! Он обзывал его всеми плохими словами, что я знаю, да и многими другими тоже. Он постоянно твердил, что пони Голди все испортил, из-за чего-то, что он когда-то сделал. Говорил, что оно могло всех нас убить, — Она повернулась к окну и посмотрела на город. — Не знаю насколько это было серьезно. Хороший сильный пердеж снес бы половину этого города.

Я кивнула и присела рядом с ней. Я все еще чувствовала ту апатию, но теперь, стоило мне начать двигаться, она отошла на задний план. Я проиграла этот раунд, но еще не выбыла. Почти… но не совсем. Я была готова снова делать ставки.

— Спасибо, что рассказала мне все это, Прелесть.

— Да без проблем, — ответила она. — Уверена что не собираешься ничего делать?

— Ага, — кивнув, сказала я, и мы пошли обратно вниз. Скотч Тейп сонно прищурилась, когда мы спустились.

— А, ты болтала с Блекджек, — тихо сказала она, потирая глаза копытом. — Эй, Блекджек… У тебя случайно нет тех мятных конфеток? Они классные.

— Эээ… нет. Извини, Скотч. Боюсь, что нам придется отправиться в Тенпони и набрать еще. Или можешь попытаться взять у Рампейдж, — улыбнувшись, предложила я. Но она не улыбнулась.

— Я просто надеялась… если я съем одну… может П-21 заговорит со мной, — сказала она. — С ними я чувствую себя… будто… будто я знаю что говорить. А сейчас я чувствую себя страшно тупой.

Я вздохнула и селя рядом с ней.

— Ты не имеешь права считать себя «страшно тупой», пока не станешь причиной смерти какого-нибудь невинного пони, понятненько, юная леди? — сказала я с притворной суровостью. Она по — прежнему не улыбалась, я задрожала. Часть меня… немалая часть… хотела снова свернуться в кровати. Я собиралась еще больше испортить ее. Я дала ей наркотики, чтобы мы смогли победить. И, разумеется, это сработало, но теперь она платила свою цену за то, что смогла переманить Прелесть на нашу сторону. Платила за мою ошибку.

Я чувствовала это. Оно давило на меня, словно гравитация, но только в голове. Мне хотелось сдаться, и позволить унести себя. Но рядом была Скотч, и она нуждалась в помощи. И я могла помочь ей.

— Иди сюда, Скотч, — сказала я, обняв ее и погладив по гриве. Прелесть спокойно и задумчиво смотрела на нас. Я подняла подбородок Скотч и посмотрела в ее зеленые глаза.

— Ты не виновата, понятно? Не виновата. Не думай, что ты недостаточно умна или мила. Это не так.

— Но я не понимаю, почему он не хочет говорить об этом со мной? О маме. Обо всем! — она всхлипнула и отвернулась.

— Послушай, — нежно прошептала я. — Когда пони делают очень больно… это меняет его. Плоть и кровь можно излечить… Но некоторые вещи, которые нам приходится испытать, остаются навсегда. И нам всегда больно. Это злит нас… и пугает. Заставляет нас ненавидеть себя за слабость. Помнишь что произошло на лодке?

Она съежилась.

— Я… Я слышала что они делали. Я хотела помочь тебе, но ты приказала мне спрятаться… ты кричала… и… они прибили тебя гвоздями к полу! — я видела страдание на ее лице. — Но ты терпела все это… чтобы спасти меня. Чтобы они не сделали этого со мной. Я слышала шум, и как они называли тебя, и как ты кричала… а потом они начали бить тебя… а я просто сидела внизу и плакала… я бесполезна.