— Я сожалею о Священнике. Думала, что когда вбегу внутрь, увижу Сангвина и… бах. Или разговорю гуля, а потом прыгну на него… или оскорблю его мать и заставлю подстрелить себя. Или что-то в это роде. — Я закрыла глаза. — У меня перед глазами проносились видения его, вышибающего мозги Сонате… умирающей Чарити… его, прячущегося за Священником, чтобы я не могла как следует прицелиться. А затем Вермилион начала угрожать, что взорвет всех. — Я вздрогнула и продолжила, — Я была совершенно уверена, что он убьет её. Уверена, что в любую секунду я увижу её смерть. Ценой его поражения была её смерть.
— Думаю, что Священник тоже понял это, — тихо сказал П-21. — Он знал, что если ничего не предпримет, кто-то обязательно умрет, и именно поэтому он решил остановить его. Иначе он бы и не поступил…
Я похлопала его по плечу.
— Прости, что совсем расклеилась.
— Интересно почему? — спросила Рампейдж. — Ты за месяц пережила столько, сколько… ни один пони не пережил. Была ли причиной смерть Священника? Утрата ЭП-1101? То, что я сделала? — После этих слов на неё упал взгляд П-21.
— Уф. Вы что, хотите заставить меня заняться самоанализом? — застонала я, но они продолжали глазеть на меня в ожидании ответов. Я отвернулась в сторону нарисованных Священником картин. Почему у него на метке было то, что было, а не карандаш или набросок, или еще что-нибудь? От того ли, что его талантом было верование в Селестию? Доброта и понимание ко всем пони, независимо от их действий?
— Я не знаю. Это было вроде… как-будто внезапно все о чем я могла думать — это то, что я снова облажалась. Что мои действия стали причиной всему этому. И я почувствовала, что я самая наихудшая пони из-за того, что пыталась помочь кому-либо. — Я покачала головой. — Как в тот раз со Скудл и Девяносто Девятым.
— Это всего лишь очередная неудача, — улыбнулась Рампейдж и пожала плечами. — Самое главное, что мы продолжаем двигаться. Верно?
— Ага, — ответила я. Потом глянула на П-21 и улыбнулась. — Кстати… когда собираешься поговорить со Скотч Тейп о… обо всем?
Он вздохнул, его улыбка угасла.
— Скоро. Не прямо сейчас. Не все сразу. Но скоро.
— Она уже и сама выяснила. Она у нас умница, — улыбнулась я. — Вся в родителей.
— Угх… — Он посмотрел на меня, сварливо нахмурившись. — Родители. Терпеть не могу это слово.
— Почему? — удивилась Рампейдж.
Он глянул на свои копыта.
— Потому что в Девяносто Девятом нам не позволяли быть родителями. Мне было сказано оплодотворить двадцать девять кобыл за десять лет, но мне никогда не говорили каких именно. Иногда, когда я ходил на задание и попутно встречал маленьких кобылок или новых жеребят, я задумывался… мой ли это сын или дочь? Принимал ли я участие в их появлении на свет? Мы никогда не были «папочками» или «отцами», или чем-то подобным. Нам никогда не позволялось быть частью жизни наших детей… Мы были…
— Жеребцами производителями? — ухмыльнулась Рампейдж.
— Я тебя ненавижу, ты знала об этом? — пробормотал он.
— Неа, — ответила она. — Тебе не нравится, что я не воспринимаю случившееся с тобой так же серьезно, как ты.
Я скрыла смешок копытом, она ударила меня в голову своей головой.
— А ты не думай, что к тебе это не относится. Клянусь, вы трое…
— Мы из Стойла Девять Девять, — пожал плечами он.
Я вздохнула и посмотрела на него.
— Знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты точно, как я. — Он отстранился от меня со смутно читающимися во взгляде подозрением и обидой. — Я думаю, что сейчас у тебя появилось то, чего был лишен любой жеребец Девяносто Девятого: шанс узнать собственное дитя. И ты в ужасе, что можешь нечаянно все испортить. И как один эксперт по неудачам другому… лучше ты сейчас не делаешь. Она умная девочка. Она знает, что ты её отец и хочет твоего участия в её жизни. Но еще несколько месяцев… возможно даже несколько недель твоего пренебрежительного к ней отношения… и она никогда не захочет знать тебя.
Он снова глянул на копыта, его уши опали. Рампейдж сочувственно вздохнула и похлопала его по плечу.
— Это никогда не бывает легко.
Я поднялась и встряхнулась.
— Как бы то ни было… меня ждет кобылка, перед которой мне нужно извиниться. Обдумай все хорошенько, П-21. И если хочешь моего совета… я пойму, если это не так, но все же… не затягивай.
Я оставила их за беседой и поднялась по лестнице. Это ночью спать никто не будет. Я постучала в дверь Глори. Она открыла практически сразу, в страхе широко распахнув глаза. Она улыбнулась в ответ на мою виноватую улыбку.
— Надеюсь, моя игра тебя не разбудила.
— Нет… совсем нет, — тихо вымолвила она.
— Могу я войти? — спросила я, надеясь, что моя робкая улыбка превзойдет чувство неловкости, захлестывающее меня. Она отступила от двери, и я вошла внутрь. Полагаю, что когда-то давно эта спальня принадлежала Таро. Здесь все еще остались несколько ящиков старых игрушек и тому подобного.
— Тебе полегчало? — спросила она, проводив меня в комнату и усадив рядом с собой на кровать. Она с любопытством оглядела меня, склонив голову.
— Ты выглядишь чуточку лучше.