Когда мы добрались до кабака, я с огромным облегчением слезла с телеги и чудом доползла до ближайшей скамьи. Рисуя картину окружающего мира исключительно по звукам – безболезненно я могла рассматривать только свои ноги – я поняла, что Святоша принес от стойки две кружки и поставил их на стол.
— На, выпей, — сказал он, подвигая ко мне одну из них.
— Что это? – спросила я, обхватывая сосуд пальцами.
— Ром.
— Ром? Зачем?
— Тебя взбодрить. И согреть заодно. Пей, хуже точно не будет.
Я повиновалась. Острое терпкое тепло хлынуло по моим жилам, разогнало кровь и молоточками застучало в ушах, прогоняя нудную тупую боль. Мир на несколько мгновений стал мутным и отстраненным.
— Но больше не дам, — меня пихнули локтем. – Долго отдыхать, я думаю, не придется.
— Почему они еще не гонятся за нами? – выдавила я слабым голосом.
Святоша ответил не сразу; некоторое время я слышала только громкие глотки. Осушив кружку, он поставил ее на стол и сказал:
— Потому что устроено у них там все по-свински. Я еще когда служил, заметил. У них никогда не бывает запасного плана на тот случай, если что-то пойдет не так. Вот так и сегодня: они были уверены, что мы не выйдем из камеры, но мы вышли. Черт с ним, вышли и вышли – на то и стража, чтобы поймать нас, пока мы в городе. Они знали, что мы не выйдем из города, но мы опять спутали им карты, покинув его. Тут уже им придется серьезно напрягать то, чем они там думают. Задним умом они, конечно, крепки — ничего не скажешь, но...
— Может быть, они вообще про нас забудут? — с надеждой предположила я.
— Про тебя — вполне возможно. Даже наверняка. Про меня — ни за что. У его светлости Гельхельма Аросского ко мне личные счеты, сама ведь знаешь.
Я широко зевнула, сама удивившись силе зевка.
— Так что, — продолжал Святоша, вновь наполняя свою кружку, — если нас начнут догонять, я тебя просто засуну в ближайшие кусты.
— Но... — вскинулась я.
— И свяжу перед тем, если надо, — твердо оборвал мой порыв бывший узник Аросской тюрьмы. — Даже на кляп не поскуплюсь. Ясно?
— И что, ты им так просто сдашься?
— Нет. Живым, во всяком случае.
— Что-то ничего не понимаю, — я начала злиться. — Что ты хочешь этим сказать?
Святоша пожал плечами.
— Ну, я же все-таки убил этого парня. Меня по закону должны были казнить уже давно. Я не буду сильно страдать, если судьба отнимет у меня свою неожиданную милость. Не особенно она мне и нужна.
— Ты бредишь, — сказала я неуверенно. — Ты же не виноват. Он ведь совратил твою невесту...
Ответом мне было раздельное язвительное “ха-ха-ха”.
— И что с того-то? Если смог совратить, значит, не судьба нам с ней было счастливыми быть.
— Разве он ее не против воли взял?
— Письма-то мне она точно не против воли писала.
— Письма?
Мне показалось, Святоша опять издал что-то вроде смешка. Прозвучало это еще грустнее.
— Прости, забудь… Не так боги судили… На пути к счастью моему не держи меня…
Голос его сорвался, и он размашисто приложился к кружке. Какое-то время слышались только глотки.
— А ты уверен, что она их писала? – спросила я недоверчиво. – Хочешь сказать, крестьянка читать умела?
— Кто тебе сказал-то, что она крестьянкой была?
— А что, нет?
— Нет. Дочка купеческая. Ее отец с матерью потом из города уехали. Она у них единственная была, вот и учили всему. Я-то сам давно навострился буквы разбирать… у меня, знаешь ли, отца богатого не случилось, так что — либо учиться хоть чему-то, либо в вышибалы трактирные…
Он говорил так спокойно, что мне почему-то стало страшно.
— Я там, в этой части, бился-бился, чтобы меня в Арос перевели. К ней поближе. А тут эти письма, значит. Ну что я сделаю-то? Держать ее? А кто я ей, чтоб держать? Значит, так любила. Потом друг один старый рассказал, чем все обернулось… Опять же, этот знатничек что, ее со скалы толкал? Нет. Она сама так решила. Родителей жалко, разве что. Вот у них было право обвинять кого-то, но они этого делать не стали. А значит, и я не должен. Если б я ей мужем был, тогда другое дело.
— Зачем же ты тогда?..
— Не удержался. Как ветер смеется, знаешь? Вот и надо мной посмеялся: дня не прошло, как я о ее смерти узнал, и тут на мое прошение о переводе ответ пришел. Утвердили… Я-то, конечно, на попятную, просил меня хоть куда, неважно, только бы оттуда, но… И тут, значит, пили мы. Ну, праздник, понимаешь? А мы-то не стража, чтобы в праздник мостовую пятками чесать… И тут он. Угощает всех… Капитан ведь.
— Ага, и покоя от него никому не было, да?
— Не больше, чем от многих солдат из простых. Куролесил, конечно, знатно, по чину. От него та беда была, что ему слово против все сказать боялись из-за дядюшки – не то, что простым. Ты думаешь, иные солдаты до баб меньше охочи? Или кулаки почесать?
— Странный ты, — возмутилась я. – Почему ты так о нем говоришь? Как будто защищаешь!