Второй Шанс (СИ)

Мы уже успели выбраться на улицу, и меня обдавало ледяным ветром. Пар срывался с моих губ и улетал, обращая снежинки в крохотные жемчужные слезинки.

— Могут. Знаешь, что? Брось-ка ты их.

— Как так?

— А вот так. У тебя сотрясение, детка. В ближайшие пару дней тебе лежать бы. Но, поскольку ты этого не можешь, придется обращаться с тобой осторожно. Вещи — дело наживное. Выберемся — уж помогу тебе какое-то снаряжение справить, так и быть.

Луна уже почти зашла; на востоке виднелась тонкая алая полоска. Времени было в обрез. В любой момент камеру могли обнаружить пустой, и тогда…

— Но ведь я не смогу себя защитить, если у меня не будет даже ножа, — сказала я уныло.

— А ты думаешь, что много сможешь, если он у тебя сейчас будет? — хмыкнул Святоша. — В твоем состоянии даже ровно идти — уже подвиг.

На морозе мне, конечно, полегчало, но я понимала, что он прав. На мое плечо опустилась его ладонь в толстой перчатке:

— Ну согласись, выбора у тебя сейчас немного — либо довериться мне, либо упасть в ближайший сугроб.

Я печально кивнула. Если бы я не чувствовала себя такой слабой, мне, наверное, захотелось бы его прибить. Алая полоса тем временем все ширилась — зимний рассвет всегда наступает поздно. Еще немного, и улицы наполнятся спешащими людьми — ремесленниками, охотниками, лавочниками, жаждущими поскорее открыть торговлю...

Мы бодро зашагали к воротам. Ну, Святоша шагал и впрямь очень бодро, а меня толкал перед собой, немилосердно тыча в спину. Со стороны могло показаться, что стражник поймал хулиганку, и теперь куда-то ее ведет. Миновали мост над расщелиной, и дорога начала спускаться вниз. Камень мостовой сменился обледенелой галькой. Одно неосторожное движение теперь могло сбросить меня под скалу. Я замедлила шаг, стараясь идти осторожно, и на моем локте сомкнулась стальная ладонь. Святоша даже не попытался сбавить ход.

Опасный участок закончился. Мы были на рыночной площади. Здесь и впрямь начинался суетливый, полный гомона и торговли день: уже открывались лавки и магазинчики, полусонные, зябнущие менестрели выдували какие-то грустные и нестройные ноты из флейт и волынок. Святоша уверенно держал курс вперед, увлекая меня туда, где лежали большие бревенчатые ворота с огромным, довольно грубо вырезанным гербом города на них. Мне трудно вспомнить, что он собой представлял, так как я вообще была неспособна на хоть сколько-нибудь серьезное умственное усилие. Мы остановились и оглянулись; в этой части города не было пока видно ни одного стражника.

— Мне нужно сменить одежду, — сказал Святоша.

— Хм? — не поняла я.

— Удирать в таком виде — верх глупости, — пояснил он. — Ни малейшего шанса остаться незамеченным, особенно в такой странной компании. Вот что: стой-ка ты около этих ветродуев, а я скоро вернусь.

С этими словами он подтащил меня к шатру бардов и оставил, смешавшись с толпой мгновенно. Но отсутствовал совсем недолго: мне показалось, что не успело пройти и десяти минут, как он возвратился. Облик его и в самом деле изменился: теперь на нем была куртка мехом вовнутрь, мешковатые полосатые штаны, которые явно были велики ему, и тяжелые меховые сапоги.

— Где ты достал одежду так быстро? — изумилась я.

— Где-где... Скирды сена вон там видишь? На телегах? Рядом с ними был их хозяин. Ничего, только шишка и останется.

— Замерзнет же? — робко предположила я.

— Не успеет, раньше очнется. Или найдут. Давай, пошли.

— Куда?

— Туда же, к скирдам.

— Да зачем?

— Почему ты задаешь столько вопросов? Идем, и все. Придумал я кой-чего, а объяснять времени нет — оглянись!

Я оглянулась и увидела стражников, спускающихся на площадь. Все вопросы отпали сами собой, и я потащилась за Святошей. Около ближней телеги с сеном он остановил меня и сказал:

— Так, теперь все просто. Ты сейчас залезаешь в сено и сидишь тихо, а я впрягаю вон ту чалую и изображаю из себя чурбана на выданье, все понятно? Пока я не скажу — чтоб не шелохнулась!

— Почему просто не взять лошадей? Зачем тащить с собой телегу?

— Затем, что ты не удержишься на лошади с таким шумом в голове, ясно? Я могу тебя к седлу привязать, но делать этого не стану — больно подозрительно ты смотреться будешь. Не спорь! Залезай! — последние слова Святоша произнес уже на пути к стойлу, к которому привязана была смирнейшего вида лошадка.

Я посмотрела ему вслед, и внезапно ощутила грубый тычок в ребра, от которого опять закружилась моя многострадальная голова. Обернувшись, я увидела, будто в легкой дымке, чернильное пятно лица и горящие тупой ненавистью глаза.

Ну, конечно. Они с дружком меня, должно быть, искали самостоятельно — никто меня больше не видел, и даже их начальство, скорее всего, позабыло обо мне напрочь, лишившись главного тюремного сокровища — Святоши.

— Ах ты, шлюха, — прошипел стражник, стискивая своей лапой мое запястье, — грязная наироу, то-то я смотрю — полушубок знакомый... В мою смену никто не сбегает, поняла? Пошла, ну!