Второй шанс узнать себя

– Дождемся десерта и пойдем, – не стала спорить женщина, понимая, что еще чуть-чуть, и уснет прямо тут за столиком.

– Excusez-moi.

Роксана повернулась на знакомый голос.

– Parmettez-moi de me presenter – Alain.

Гюстав повернулся к говорящему и сложил руки на груди.

– Сегодня, Оксаночка, я ваш личный переводчик, – заметил он, чуть хмурясь.

Дирижер застыл каменным изваянием в ожидании ответа.

– Ей тоже приятно познакомиться. Ее зовут… Вы же не замужем Оксаночка? – уточнил Гюстав и после кивка продолжил: – Мадмуазель Вронская.

Француз расплылся в улыбке и без приглашения сел на стул спиной к немцу.

– Наверно, я всё-таки соглашусь с вашей подругой, – пробурчал Гюстав, передвигая стул в обход стола, ближе к Роксане.

– Мне очень жаль за тот инцидент со шляпой. Если хотите я возмещу вам ущерб.

Гюстав перевел, не сводя прищуренных глаз с дирижера. Даже по голосу было слышно, что он отказывается от слов, сказанных несколько часов назад о культуре, сознании и самосознании. По отношении к одному человеку точно. Француз вел себя беспечно, размахивал руками, не сводя глаз с женщины, причем его взгляд блуждал в основном в области груди. При каждом его слове, его бородок так смешно поддергивался, что Роксана еле сдерживала смех.

– Ничего страшного, – вещал он, не обращая внимания на переводящего Гюстава. – Я сам виноват. Я несколько растерялся при виде такой прекрасной женщины и поэтому повел себя весьма некультурно.

– Ты и сейчас себя так ведешь, – прокомментировал под нос профессор.

«Боже мой, как быстро могут поменяться люди, – думала Роксана. Такой сдержанный и доброжелательный человек, как Гюстав, нахохлился и слегка постукивал ногой при переводе новых эпитетов в ее адрес. – Кажется, это и вправду было свидание», – смеялась она про себя, вслух однако ничем не выражая чувств.

Ален все больше распалялся, уже хватая руку женщины с просьбой погулять. Нервы профессора окончательно сдали. Он медленно встал, оттолкнул руку француза и поцеловал кисть Роксаны.

– Простите, Оксаночка, вынужден откланяться. Здесь я буду лишним. Надеюсь, наша прогулка к Эйфелевой башне состоится, – он еще раз поклонился и вышел, оставив женщину наедине со счастливым Аленом. Он, оказалось, неплохо говорил на английском и контакт был налажен.

Гуляли по ночному Парижу. В основном говорил Пипин – так его звали. Он рассказывал о тех местах, где выступал, что видел, в каких постановках участвовал. Из оркестровой ямы выглядело все по-другому; рассказывал о казусах на сцене.

– …Никогда не думал, что комики умеют так не смешно падать…

– …И его ткнули шпагой, грим потек, проморгаться не может, но говорит: «Я так зол, что не могу плакать»…

– …«Простите, сеньоры, я сегодня не полностью собрана», – говорит контратенор, показывая на сдутую грудь…

Роксана смеялась до слез. Как-то незаметно Пипин уже обнимал женщину, держа руку пониже спины. Да, он был несколько несуразным, больше похожий на молодого горного козла, со своими тонкими ножками и ручками, а особенно бородкой. Но в нем был свой шарм. Но больше, наверное, наглости.

– Мадмуазель Вронская, не соизволите меня пригласить к себе? – Они стояли возле входа в отель. – Я приготовлю вам восхитительный завтрак, который вы в своей России никогда не попробуете.

Намек был более чем очевиден.

– Мы, в своей России, – подчеркнула Роксана, – не приглашаем к себе в первый же день знакомства.

– Но это второй, – искренне возмутился француз, пытаясь незаметно пролезть между ней и дверным косяком.

– Вы представились только сегодня, – не согласилась Роксана и захлопнула перед французом дверь. Тот немного постоял, потом что-то пробурчал, вероятно, о коварности русских женщин, и ушел.

Из дневника:

«Сегодняшний день был полон событий. Познакомилась с разными, интересными людьми. Кажется, у меня наклевываются отношения с жителем города романтиков. Правда, он не очень романтичный, скорее, пошловатый. Наверно, я тоже соглашусь с Людмилой Леонидовной, не так уж она и не права, по крайне мере это применимо к этому французу точно».