Второй том «Мертвых душ». Замыслы и домыслы

Несколько иная версия происшедшего представлена в воспоминаниях Л. И. Арнольди: Гоголь «сам предложил прочесть» не первую главу, а «окончание второго тома», но «сестра откровенно сказала Гоголю, что ей теперь не до чтения и не до его сочинений». «Мне показалось, – писал далее Арнольди, – что он немного обиделся этим отказом; я же был в большом горе, что не удалось мне дослушать второго тома до конца»[207].

Тем не менее к середине июля 1851 года Гоголь возвращается в Москву, «чтобы заняться делами по части приготовленья к печати „Мертвых душ“ второго тома», но при этом жалуется на изнеможение: «…едва в силах водить пером, чтобы написать несколько строчек записки, а не то что поправлять или даже переписать то, что нужно переписать» (письмо П. А. Плетневу от 15 июля 1851 г., Москва).

Во второй половине июля (не позднее 25-го) он едет на подмосковную дачу к С. П. Шевыреву в с. Троицкое (Кагулово) и читает ему «в обстановке величайшей секретности» написанные к тому времени главы «Мертвых душ».

Об атмосфере этого чтения сохранилось свидетельство Н. В. Берга, оказавшегося в это время там в гостях:

В 1851 году мне случилось жить с Гоголем на даче у Шевырева, верстах в двадцати от Москвы, по рязанской дороге. Как называлась эта дача, или деревня, не припомню. Я приехал прежде, по приглашению хозяина, и мне был предложен для житья уединенный флигель, окруженный старыми соснами. Гоголя совсем не ждали. Вдруг, в тот же день после обеда, подкатила к крыльцу наемная карета на паре серых лошадей, и оттуда вышел Гоголь, в своем испанском плаще и серой шляпе, несколько запыленный. В доме был я один. Хозяева где-то гуляли. Гоголь вошел балконной дверью, довольно живо. Мы расцеловались и сели на диван. Гоголь не преминул сказать обычную свою фразу: «Ну, вот теперь наговоримся: я приехал сюда пожить!..» Явившийся хозяин просил меня уступить Гоголю флигель, которого я не успел даже и занять. Мне отвели комнату в доме, а Гоголь перебрался ту же минуту во флигель со своими портфелями. Людям, как водится, было запрещено ходить к нему без зову и вообще не вертеться без толку около флигеля. Анахорет продолжал писать второй том «Мертвых душ», вытягивая из себя клещами фразу за фразой. Шевырев ходил к нему, и они вместе читали и перечитывали написанное. Это делалось с такою таинственностью, что можно было думать, что во флигеле, под сению старых сосен, сходятся заговорщики и варят всякие зелья революции. Шевырев говорил мне, будто бы написанное несравненно выше первого тома. Увы! Дружба сильно увлекалась…[208]

Вернувшись в Москву, Гоголь пишет Шевыреву:

Убедительно прошу тебя не сказывать никому о прочитанном, ни даже называть мелких сцен и лиц героев. Случились истории. Очень рад, что две последние главы, кроме тебя, никому неизвестны. Ради Бога, никому (письмо от 25–26 июля 1851 г.).

Секретность, как полагал Ю. В. Манн, вызвана была тем, что последние главы, пятую и шестую, Гоголь еще никому в Москве не читал и не был в них уверен[209]. В ответной записке от 27 июля 1851 года Шевырев заверял: