Второй вариант

— Велико ли дело! Конечно, уехал. А ты погуляй сходи. «Тайга» работает — раньше столовая была, а теперь рестораном называется. Соскучился поди в лесу? А то сменюсь, в гости к нам айда. Мы вдвоем со старым живем. Тоже, считай, военным был. В охране поездов состоял. Пельменями из кетины накормлю. Приходи, миленький.

Гулять Савин не пошел. Лег на пружинную кровать, утонул в мягкой подушке и почти сразу уснул. Успел только подумать, засыпая, что хорошо бы уснуть, но вряд ли получится. И еще увидел на миг Ольгу, застывшую вместе с Ольхоном у границы мертвого и живого леса. Медленно двинулся к ней и потерял из виду. И вроде бы не спал, потому что, еще не открыв глаза, опять увидел ее на том же месте. А сам уходил к вертолетной площадке и все оглядывался, пока она не растворилась в тумане, которого не было вовсе.

Спал он, видимо, изрядное время, потому что в комнате стоял сумрак. Значит, завечерело, значит, и пообедать куда-нибудь надо сходить, и поужинать заодно.

— Звонил, — сказала внизу дежурная. — Другой звонил, но тоже вежливый. Вроде бы тот, что приходил. Я, как ты велел, ответила.

— Спасибо.

— В гости-то ждать тебя, миленький?

— Нет, наверное. Схожу в «Тайгу».

— И то дело. Какая мы, старые, тебе компания! А в «Тайге» музыка за пятак играет. Кинешь в щелочку, и получай удовольствие...

«Тайга» выглядела очень даже приличным заведением. Несмотря на ранний час, зал был почти полон. Савин сел за единственный свободный стол, взял меню. Из музыкального автомата шуршала мелодия, и Савин, вслушиваясь в женский голос, с трудом разобрал:

Листья кружат, сад облетает,Низко к земле клонится дуб...

Сразу же вспомнил Сверябу, чай за полночь и его: «У меня тоже было «листья кружат...» Что-то делает он сейчас?

Утром они вылетели на «почтовике» все вместе, но в поселке Сверяба с Давлетовым сошли. Иван намеревался ехать в мостоотряд договариваться насчет запчастей. Те бедствовали с цементом, а у них в части цемент был с избытком. Вот Сверяба и собирался предложить взаимовыгодный обмен. Хотелось бы ему знать, удалось или нет.

Он поймал себя на мысли, что ему одиноко без Ивана даже в этом наполненном зале. Он привык к его разбойно-грустной физиономии — и не то чтобы привык, а чувствовал себя как-то надежнее около него. Честно признаться, Савин раньше любил покопаться в себе, в своих болячках. А в присутствии Ивана вроде бы и болячки не так ныли, и сомнения были уже не сомнения. Всякие колебания он отбрасывал напрочь. «Чтоб душу не выворачивали!» А может быть, не отбрасывал? Может, загонял в глубь своего могучего сердца!

Спокойно было Савину с Иваном, и сейчас чувствовал бы себя увереннее, будь тот рядом. Чтобы слушать вдвоем «листья кружат...». И пусть бы себе кружили, а Сверяба беззлобно бы выговаривал глухим голосом свои «семь на восемь» и посылал неведомых недругов подальше. Кого может обмануть его показушная свирепость, если в коровьих глазах накрепко затаились доброта и любовь к людям? «Только сердце у меня не камень...» — почти неразборчиво выводил женский голос.

Публика была совсем не ресторанной. Ни вечерних платьев, ни черных костюмов, ни лакированных туфель. Свитера, куртки, унты, валенки. И почти ни одного женского лица за столиками. Могучий и буйноволосый рыжий парень, подхватив официантку, отплясывал на пятачке, совсем не слушая музыки.

Когда пластинка смолкла и освободившаяся от кавалера официантка подошла к столику, он попросил:

— Рябчика с брусникой.

— Еще что?

— Еще рябчика с брусникой. И соленые грузди.

— Пить что будете?

— А разве обязательно? — спросил он.

Она хмыкнула:

— Не в столовую пришли!

— Не буду.

Пожала насмешливо плечами. Отошла. И вскоре явилась с подносом. «Не то что в Москве, — подумал Савин. — Там час прождешь, даже если посетителей по пальцам сосчитать».

— Питайся, трезвенник! — сказала и ушла к рыжеволосому, который кидал в музыкальный ящик монету за монетой. Но музыка бастовала.

— Рупь опусти! — весело советовали ему приятели.

— Не лезет, — так же весело отвечал он.

Официантка подошла, стукнула ладонью по крышке музыкального автомата, и забастовка прекратилась.

Савин расправился с первым рябчиком и приступил ко второму, когда почувствовал, как кто-то прикоснулся к его плечу.

— А мне сказали, что вы уже уехали, Женя. А вы, оказывается, из тайги и сразу в «Тайгу». Здравствуйте, Женя!

Это был Дрыхлин. Он с показной радостью протянул ему руку, и Савин, привстав, машинально пожал ее.

— Женя! Ну что это такое? Разве можно насухую? Зоенька! — позвал он официантку. — Бутылочку армянского! И представляю вам моего симпатичного друга. Его зовут Евгений. Уточняю, холостяк, возьми на заметку.

— Взяла уже. Трезвенник.

— Не скажи, не скажи, Зоенька. Он перед тобой маскируется.

— Да он на меня и не смотрит!

— Еще не вечер, Зоенька, посмотрит.

Дрыхлин по-хозяйски расположился за столом и говорил, будто опасаясь умолкнуть. Савину уже не хотелось есть, он отодвинул тарелку в сторону. Расторопная Зоя была тут как тут и так же быстро упорхнула. Дрыхлин налил в фужеры.

— Давай, Женя, за встречу!