Вторжение

— О, как она говорит! — восхищённо воскликнул Харви Марш. — Эта баба, в самом деле, может петь рэп.

— Фейрхилл рядом с Принстоном в Нью-Джерси был приобретён отцом нынешнего владельца за деньги, полученные от распродажи участков в Трентоне. Выложив за каждый доллар по двадцать пять центов, он во время депрессии скупил имущество чёрных жителей, задавленных налогами и долгами. Чёрные, конечно, потеряли свои дома. Его сын и нынешний владелец Фейрхилла, Тимоти Кроуфорд-младший, знал об этом, но и пальцем не шевельнул, чтобы как-то компенсировать обездоленных чёрных; он даже не проявил никакого интереса к этой проблеме.

Лиз украдкой взглянула на Тима. Если между Тимом и Вирджинией Джонс что-то и было, певица положила этому конец столь решительно, как это может сделать только женщина. Она задумалась. Вирджиния Джонс выглядела такой маленькой и хрупкой и в то же время её суровость и сдержанность невольно внушали страх.

— И наконец, дом драматурга Джекоба Шапиро на озере Шамплейн. Отцу Джейка Шапиро принесла состояние цепь ломбардов в чёрных гетто, в которых регулярно обсчитывали клиентов, занижая цены на их имущество. И личное состояние мистера Шапиро, если не считать скромных поступлений от пьес, базируется на той добыче, которую собрал в чёрных гетто его отец. О, конечно, в пьесах мистера Шапиро неизменно поднимаются важные социальные темы. Но, насколько я понимаю, не столь важные, чтобы заговорила его совесть.

— Так что вы видите, мои соотечественники-американцы, что у этой ситуации есть две стороны. Президент говорит о праве собственности с тем же придыханием, что и о правах человека. Конечно, мы, чёрные, тоже верим в право частной собственности, но чёрные не считают, что состояние белых людей, хищническим образом приобретённое за счёт тяжёлого труда и эксплуатации чёрных, даёт какие-то моральные «права». Чёрные верят в справедливость для всех, а не лишь для главенствующей расы. С точки зрения белого человека, который не гнушается любыми средствами для обретения благосостояния, право владения им является святой и непререкаемой ценностью само по себе. Как чёрная, я не могу так считать — никоим образом. Я не считаю, что белые должны получать доход за счёт пота чёрных, так же, как я отвергаю доходы мафии от торговли наркотиками, проституции, долговых займов и заказных убийств.

— Теперь о словах Президента Рэндалла. Я согласна с мнением мистера Хендерсона и мистера Лэнгфорда, что Президент честно старается изменить отношение к чёрным в Америке. Я не спорю, что он говорит на нашем языке. Но можем ли мы полностью довериться любому белому человеку? Я задаю этот вопрос, ибо считаю, что Президент Рэндалл нарушил слово, данное чёрным лидерам. В марте он обещал им, что все организации чёрных будут свободны от проникновения в них федеральных агентов. Как теперь он объяснит информацию о телефонных номерах, которая попала в ФБР? Как ФБР могло её получить без помощи агентов, внедрившихся в Ч. Ф? Ходят слухи, что вчера в Нью-Йорке был убит чёрный агент ФБР. Может, он был застигнут на месте преступления, шпионя за Ч. Ф.? Откуда иначе взялись эти номера телефонов?

— И наконец, я обращаюсь ко всем чёрным с призывом не обращать внимания на предупреждение Президента держаться подальше от этих владений, о которых тут идёт речь. Вместо этого я призываю вас ехать, лететь, идти или ползти к этим роскошным поместьям белых — и как можно скорее. Я призываю вас собираться у изгородей и барьеров, чтобы вы сплотились в живую стену чёрной плоти. И наёмникам белых, будь то солдаты, государственные служащие или полисмены, придётся прокладывать путь сквозь крепостные валы, которые чёрные люди воздвигнут вокруг этих шести владений. Не берите с собой оружия. Я повторяю — пусть при вас не будет ни огнестрельного оружия, ни ножей, ни вообще никакого. Но спешите к этим домам и покажите белым людям, как велика и неодолима стена чёрного сопротивления.

— Братья и сёстры, идите на баррикады, и пусть ваши души поют!

Тим, Скотт и Лиз, как заворожённые, смотрели на поднявшуюся из-за стола Джинни Джонс. Выпрямившись, она вытянула перед собой сжатые в кулаки кисти рук и, покачиваясь на месте, низким завораживающим голосом завела одну из своих самых знаменитых песен: «Чёрное — это душа, а душа — это любовь».

Под взглядом камеры она исполнила одну строфу и рефрен к ней, в котором звучали гордость и сострадание и с вызовом закончила исполнение на высокой ноте.

Едва только она замолчала, экран на мгновение погас, и на кухне Фейрхилла воцарилась тишина. Даже Скотт не позволил себе нарушить молчание.

На экране снова появился диктор. Президент Рэндалл, сообщил он, скажет несколько заключительных слов. Камера вернулась в Белый Дом.