Вторжение

Он не собирается пускать в дело парашютистов, пока не получит ответ от лидеров Ч. Ф. И реакция их должна быть однозначна. Они обязаны сдаться. В противном случае нас ждёт потрясение основ, которое может кончиться более чем печально. И вы, и я — все мы это знаем. Так что я призываю всех братьев и сестёр к спокойствию. Занимайтесь своими делами. Не поддавайтесь на провокации. Доверьтесь Президенту Рэндаллу. Я знаю, что он верит в наше дело. Благодарю вас.

Телевизионная камера переместилась к Президенту Рэндаллу.

— Сюда придут солдаты? — спросил Скотт. Мать кивнула.

— У меня нет необходимости представлять моего хорошего давнего друга Стивена Лэнгфорда, главу Конгресса за расовое равенство. Он тоже говорит из Нью-Йорка… прошу вас, мистер Лэнгфорд.

На экране появился тот же самый стол, сидя за которым говорил доктор Хендерсон. Лэнгфорд, бывший профессиональный футболист, игравший в линии защиты, был огромным человеком с лицом цвета чёрного дерева и густой копной причёски в стиле «афро-америкен».

— Я Стив Лэнгфорд, и я хочу говорить только с моими чёрными собратьями. Все мы знаем историю нашего существования в этой стране, где из всех этнических меньшинств мы были самыми унижаемыми, где к нам относились с циничной жёсткостью и подвергали несправедливостям. Но это история. Сегодня Президент Рэндалл говорит нашим языком. Мы знаем, что он человек слова, что в составе руководства его избирательной кампании были десятки чёрных и что после его инаугурации у нас появились подлинные надежда и вера в его слова и действия. Так что давайте откровенно поговорим о политике. Мы отдали Президенту Рэндаллу 86 процентов наших голосов, и он платит нам честным отношением к чёрной общине. Наконец-то у нас появился подлинный шанс занять достойное место в этой стране. И я не хочу быть свидетелем, как он гибнет из-за непродуманных действий наших неразумных братьев, взявших в руки оружие… Так что давайте не будем терять веру в человека, который ведёт себя честно по отношению к нам. Сейчас не время молиться и взывать к небесам. И, обращаясь к моим братьям, я могу сказать только одно: спокойствие!

Снова камера вернулась в Вашингтон, в Овальный Кабинет Белого Дома. Объектив поймал Президента Рэндалла за секунду до того, как он понял, что снова очутился в эфире, и Лиз с Тимом увидели, какая печать тревоги лежит у него на лице и выражение глаз откровенно говорит, насколько он обеспокоен.

Из-за края экрана показалась чья-то рука, положившая перед Рэндаллом лист бумаги. Рассеянно взяв его, Президент Рэндалл наконец понял, что на него опять смотрит вся страна и, продолжая держать лист в правой руке, смущённо улыбнулся.

— И наконец, я представляю вам знаменитую женщину, которая обрела известность магическим обаянием своего голоса. Я никогда не встречался с ней, но обязан ей многим часами удовольствия, которое я испытывал, слушая её записи и видя её на телеэкране… Великая исполнительница в стиле «соул», мисс Вирджиния Джонс.

Вернувшаяся в Нью-Йорк камера показала Вирджинию Джонс в той же студии, откуда говорили Хендерсон и Лэнгфорд.

Увидев Джинни, Тим застыл на месте и на него нахлынули воспоминания о багряном закате в Акапулько, о хрупкой темнокожей девочке, которую он знал ещё вчера, о Джексоне Дилле, о многом из прошлого, исчезнувшем без следа. Его охватили печаль и беспокойство.

Сейчас Джинни была комком нервов. Она сидела, плотно сцепив руки на коленях, не отрывая глаз от камеры. На ней было простое вязаное платье и золотые серёжки. Она не делала попытки улыбнуться.

— Доброе утро. Я говорю с вами из Нью-Йорка. Президент Рэндалл позвонил мне примерно час назад и объяснил то, о чём вы уже знаете. Он осведомился, не могу ли я принять участие в этой программе и высказать своё отношение к этой ситуации — включая и судьбы тех девятнадцати детей, о которых он упоминал. Я благодарна за предоставленную мне возможность. Немыслимо, чтобы пострадал хоть один невинный ребёнок. Я уверена, что ни у кого из членов «Чёрных Двадцать Первого Февраля» — а я знаю многих из них — нет ни малейшего намерения обидеть какого-нибудь мальчика или девочку. И если кому-то из них придёт в голову мысль принести безопасность детей в жертву ради целей организации, я, их сестра по духу, предупреждаю, что категорически не приму таких действий.

Лиз растерянно уставилась на Тима, начиная сопоставлять одно с другим.

— Не эту ли девушку ты знал в Акапулько, Тим?

Он отрешённо кивнул, лишь удивившись быстроте, с которой она всё вспомнила.

— Акапулько, — медленно сказала она. — Так вот, значит, о чём Стил собирался рассказать мне, но промолчал. — Она с любопытством уставилась на Тима; на лице её было вопросительное выражение. Но голос Джинни снова заставил её повернуться к экрану.