Вторжение

Она готова была броситься на него с кулаками и, окажись он близко, надавала бы тумаков. Но едва отошла от повозки, как заставила себя успокоиться. - "Что с него взять? Лучше не связываться с дурнем!" подумала она.

Дорога потянулась через яровое поле. Наталья подивилась: и недели не прошло, как посеяли тут пшеницу, а зерна уже проклюнулись, дали ростки, пока еще не зеленые, шелковисто-красные.

К яровому клину примыкал другой; его засевали сейчас просом. Дорога взбежала на пригорок, и отсюда Наталья, как зачарованная, окидывала взглядом привольную, уходящую к самому горизонту, равнину. Гудело поле, звенел сам воздух, и далеко разошлись, гуляли из края в край в затканном маревом просторе тракторы с сеялками.

На подножках сеялок в цветастых платьях и косынках стояли женщины. Когда один трактор, сделав прогон, стал разворачиваться, Наталья не вытерпела, поднялась на приступку сеялки и начала ворошить зерно.

- Доченька, и ты пришла пособлять, - окликнула маленькая, сухощавая, с родинкой возле носа Аннушка, доводившаяся Наталье свекровью.

- Он, мама! - воскликнула Наталья. - А я вас и не узнала!

- Богатой станет, - поддакнули женщины.

- Куда уж мне на старости лет... Зачем богатство? Пускай они вот себе наживают, - кивнула Аннушка на невестку, и Наталья, догадываясь, что сейчас начнут пытать да выспрашивать об Алексее, перевела разговор, спросила, нет ли больных.

- Кажись, нет, - ответили женщины и опять с вопросом: - Как служивый твой, отписывает весточки?

- Служит. И письма шлет, - скупо ответила Наталья.

- Вернется с армии - блинами будем угощать, - сказала Аннушка.

- Как знать, мама, - неопределенно проговорила Наталья.

- Знамо, - не поняв ее, поддакнула та. - Раз дождики теплые пошли, возьмется в рост, доброе уродится просо.

- А что это у вас? - неожиданно встревожилась Наталья, увидев у нее ссадину на руке.

Она уже хотела дать знак выглядывающему из кабины парню, чтобы остановил трактор, - надо же перевязать, но Аннушка велела ехать дальше, сказав, что беда не велика, до завтрака потерпит.

Действительно, до завтрака оставалось мало времени. Все сильнее припекало солнце, а небо было чистое, будто залитое хрустальной синью. Нагретая земля нежилась, млела, дрожала в зыби теплого воздуха. Следом за трактором по свежим бороздкам домовито, важно ходили грачи. То и дело откуда-то поодиночке прилетали скворцы и с трепыхавшимся в клюве червяком тут же улетали.

Трактор сделал еще один круг и остановился вблизи полевого вагончика.

- Ну-ка, покажите, мама, свою болячку. - Наталья повернула ее руку и нахмурилась: - Ой, да у вас опухоль! А вдруг заражение? - И тотчас достала из сумки флакончик спирта, омыла ранку и завязала.

Женщины расселись на лужайке в кружок и принялись завтракать. На корзинах, на обрывках газет и просто на коленях раскладывали узелки с едой - вареные яйца, печеную картошку, творог, соленые огурцы, куски сала, аккуратно завернутые в тряпицы, и одаривали друг друга.

За едой судачили о всякой всячине: и что привезли в кооперацию, и какого лучше материала взять на рубашонки детям, и почему на прилавки редко выбрасывают самый ходовой товар - ситец. Потом заговорили о сынках и дочках, которые в наш-то век совсем отбились от рук; не успеют повзрослеть, как разлетаются по свету, - все норовят в город, и разве только агрономы да учителя оседают в родимых местах.

- С образованием, вот и едут, - заметила Наталья. - На это обижаться не приходится.

- Да уж и правда. Нам-то, темным людям, езда была и невдомек, проговорила Аннушка, отпила из бутылки молока, вытерла уголком платка губы и продолжала: - Бывалыча, на соль денег не хватало... Хлеба, почитай, до весны но дотягивали, хоть зубы на полку клади... Теперь и в хлебе нет нужды, и работа ладится...

- А чего ж твой Митяй недовольство выражает? - поддела Христина, слывшая на селе языкастой и норовистой.

- Не городи, кума, - отмахнулась Аннушка. - Уж я-то муженька с коей поры знаю... - Она повременила и, видно, не удовлетворенная своим ответом, добавила: - Мой-то охапку сена обчественного не возьмет. А ежели и взял кого на заметку... Вот хоть бы тебя... чтоб сено не растаскивали... так за такое нужно не ругать, а премию давать.

- Я бы ему дала премию!.. - бойко, с каким-то непонятным намеком ответила Христина и расхохоталась.

- Свою премию вон жеребцу под хвост снеси! - оборвала одна из женщин, заставив Христину прикусить язык.

В это время где-то за вагончиком нежданно грохнул выстрел из ружья. От испуга Наталья даже опрокинула недопитое в бутылке молоко. Вихрем взметнулись с поля птицы, и только один грач затрепыхался на пашне.

Не помня себя Наталья подхватила сумку, побежала. С трудом поймала отчаянно бившегося грача. У него с узловато-сизой ноги медленно стекали бусинки крови. Грач глядел испуганно и даже в беде не выпускал из клюва червяка.

- Бедный, птенцам своим нес, - погладила его Наталья.