Вторжение

— Иван Мартынович, родной… Да как же это? — встревожился Набоков.

Гребенников не отвечает. С рыданием в голосе девушка поясняет, что у него ранение в голову. Тут же наскоро делают перевязку. В бреду он просит воды. Набоков снимает с ремня свою флягу и подносит ко рту комиссара: раза два глотнул, опамятовался. Забеспокоились глаза его, шевельнулись губы не осилил сказать. Но его поняли, как будто он приказал им: "В атаку, братцы! В атаку!"

Четверо — две санитарки и Бусыгин с одним раненым бойцом — становятся по углам носилок, бережно поднимают комиссара. На ощупь, осторожно идут нога в ногу.

Над полем слышится раскатистый голос командира полка:

— На прорыв! Вперед!

Деревню захлестнул сплошной огонь. При отблесках света видно, как с земли поднялись изнуренные боями, но не павшие духом красноармейцы и устремились вперед. Они рванулись легко и броско, как будто там, позади себя, навсегда оставили рубеж мучительно гнетущего отступления.

Медленно, боясь причинить боль комиссару, выносили его четверо из зоны обстрела. Над головами прошипела мина и упала с большим перелетом. Вторая мина с треском лопается ближе… Свистя, падают вокруг осколки. Кого–то задело в руку, но он, стиснув зубы, молча превозмогает боль. Строго, почти не шевелясь, плывут носилки; их оберегают четверо, вся рота…

Полк отходит, чтобы занять новые рубежи.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Дни, недели перекипали в сумятливых боях и походах. Полки дивизии Гнездилова отступали бездорожьем — по лесным вырубкам, через поля, пахнущие жженым зерном, под частыми налетами вражеских самолетов; порой за какую–нибудь высотку или безымянную речку разгорались внезапные и отчаянные схватки, но достаточно было немецким подвижным войскам совершить обход, как линия обороны ломалась, боевые порядки свертывались, и красноармейцы скрепя сердце отходили, целыми сутками не ведая ни сна, ни передышки.

В одну из июльских ночей штаб дивизии отмахал на восток километров сорок и остановился на окраине опустевшего села. На всякий случай полковник Гнездилов приказал размещаться подальше от хат, от ершистого пригуменного ельника, а оперативной группе штаба занять здание школы, что стояла на отшибе. Под окнами школы цвели астры, среди утомленных яблонь белела гипсовая фигура девочки с приветливо поднятой рукой. "Одна тут осталась, сиротка каменная", — подумал Гнездилов, и ему почему–то захотелось погладить одиноко и печально притихшее в кустах изваяние. Шагнул через газон, как вдруг из–под ног выпрыгнул белый кролик. На миг позабыв о скульптуре девочки, Гнездилов уставился на кролика: отбежав в сторону, тот мирно щипал траву возле цветов. Потом, видимо заслышав урчание подъехавшей машины, кролик навострил розовые уши и метнулся под каменный фундамент.

"Долго не проживешь, голубчик. Придут немцы и слопают за милую душу", — усмехнулся Гнездилов, но, точно от булавочного укола, вздрогнул при этой навязчиво возникшей мысли. — Придут немцы… Доколь же, черт возьми, будем отходить? Хватит! Довольно! — вслух проговорил он и обратился к начальнику штаба: — Вот что, товарищ Аксенов. Когда части подтянутся и займут указанный им рубеж, вызови ко мне командиров полков и обслуживающих подразделений… Заодно достань план боя, который я готовил… Помнишь, у лагеря? Дадим ход этой операции. Хватит, черт возьми, отходить, пора и наступать!

— Без нужды теперь эта операция, — высказал сомнение Аксенов.

— Как без нужды? — вперил в него глаза комдив. — Тебе не надоело пятки подмазывать? Откуда такое упадническое настроение?

— По мне хоть сейчас на Берлин. Но только план устарел. Замышлялся он применительно к той местности и обстановке. А теперь…

— Невелика беда, — перебил Гнездилов. — Можно подновить. Главное идея заложена правильная, а начертание местности и расчет сил легко исправить. Вот и займись этим, пока есть время. Да, кстати, обязательно нарочным вызови от Набокова ефрейтора… Как его… Ну, который штыком орудовал?

— Бусыгин, — подсказал начштаба. — Наградной лист на него прислали из полка, к ордену хотят, разрешите подать на подпись.

— Успеется, — махнул рукою Гнездилов. — Ты обеспечь мне явку самого Бусыгина, и чтобы в полном снаряжении, понял?

Еще затемно приехав сюда, полковник Гнездилов решил часок–другой урвать для сна. За двое суток, проведенных на ногах, он выбился из сил и едва улегся на заднем сиденье "эмки", как сразу заснул, выставив из приоткрытой двери ноги.

Утром, когда подтянулись полки и связь с ними была восстановлена, в штаб позвонили. К телефону подошел майор Аксенов. Новость, которую он услышал, обрадовала и обескуражила: в штаб едет представитель фронта. "Теперь будем в курсе всех событий. Но зачем едет? Уж не учинит ли разгон?" — тотчас мелькнула мысль у начальника штаба. Он подошел к машине и начал будить комдива, не боясь на этот раз его потревожить.

— Почему же этот представитель сразу в полку очутился? — озадаченно спросил Гнездилов, когда начальник штаба доложил о приезде.

— По всей вероятности, в пути к полку пристал, иначе бы не сразу отыскал.