Вторжение

Люсиль. Не знаю, разрешит ли мне Центр больше одного бесплатного сеанса в неделю. Сама я не могу себе позволить…

Сампсон. Ничего, ничего. Ваш случай неординарный. По правде говоря, самый неординарный из всех, какие мне попадались… Только отныне ваш сон всегда будет охранять пожарник, идет?

Люсиль. Да, доктор Билл. До свидания.

Сампсон. До свидания, Люсиль.

8

Берлин, Нью-Гемпшир, Земля

20 мая 1989

С некоторых пор Дон Ремилард перестал заглядывать в «Синего быка» по субботам: гораздо дешевле напиваться дома. Но сегодня Солнышко работала в вечернюю смену в ресторане «Кухня Андроскоггина», а Виктор уехал в Питтсбург. Значит, ребятня устроит скачки по всему дому. Кончится тем, что он не выдержит и вздует одного-двоих, те пожалуются матери, опять начнутся разборки. Бог свидетель, у него и так с ней хлопот по горло.

Потому он отправился в «Быка», уселся на обычное место, с краю от стойки, и начал с обычной порции виски. Бывшие собутыльники с ним раскланялись, но никто не подсел — знали, какой он теперь в сильном подпитии. Мало-помалу бар заполнился народом, и музыкальный автомат надрывался во всю мочь. Часам к десяти Дон почти оглох от музыки и гомона рабочих с фабрики, лесосплавщиков, их смешливых подружек. Он уже осушил достаточно стаканов, чтобы все чувства притупились, но лучше ему не стало.

В мозгу навязчиво звучали хриплые пьяные голоса. Сучьи телепаты! Думают с ним разделаться!

Ты погляди, погляди на этого скота! Стакан уже не держит, а все сосет! А бельма-то ровно печеные яйца под кетчупом. Вон какую щетину отрастил, и рубаха неделю не стирана.

Это точно, скоро совсем с катушек сойдет. Все свои мозги пропил. Ну, теперь мы его зацепим, не отвертится.

А может, не стоит и огород городить? Пусть себе спивается потихоньку. Видал, сколько он нынче в себя влил, а?

Да на его рожу довольно поглядеть — красная, как рубаха!.. Эй, дубина! Хватит на сегодня, сделай одолжение!

И чего Виктор с ним нянькается? На кой хрен ему в деле старый пьяница?

— Я его всему обучил, черт возьми, я!

Заткнись, свиное рыло! Наш пострел сам везде поспел, без твоей науки.

Во-во!

— Нет, я его обучил, как свои силы в ход пускать. Что бы он без меня делал, сопляк! Да начнем с того, что я его сотворил.

Сотворил — на свою голову.

Вот он и есть, каким ты его сотворил! Хо-хо-хо…

— Ваша правда. Так вы скажите ему!..

Вик, эй, Вик! Долго ты будешь валандаться с этой вонючей задницей? Он ведь всю обедню тебе испортит. Ты же умный малый, а сам себя подставляешь! Погляди на него — опять нализался, как свинья. Щас носом землю будет пахать. Больно дорого обходится сыновъе уважение. Послушай доброго совета, кончай с ним. Найми кого-нибудь, кто свое дело знает!

Я подумаю…

— Ага, разбежался! — со злобой буркнул Дон.

Старый Даки Дюкет, сидевший за одним из столиков в обнимку с бутылкой, заинтересованно посмотрел на него.

Хо-хо-хо! Так ты думаешь, у Вика на тебя рука не поднимется? Ну думай, думай!

Скажи ему, Вик. Скажи, зачем ты нынче поехал в Питтсбург. Скажи!

… Хочу переманить к нам Хоуи Дюрана. Он лесоруб что надо.

Правильно, молодчик! Твоего старика давно пора в штабелъщики списать, а еще лучше отправить на покой. Он далее на работе не просыхает, добром это не кончится.

Скорей бы уж кончилось.

Давай, малыш, решайся. С обрыва его — и в реку. Не жди, пока он сам концы отдаст. Мы тебе дело говорим.