Вторжение (СИ)

Неизвестно сколько бы он так простоял, но вскоре от перенасыщения магических резервов старческое тело задрожало мелкой дрожью, сдавило виски, появилась ломота в зубах. Эжж'и'лер понял ещё немного и его просто-напросто сожжёт изнутри. Он попытался сбросить излишек энергии парой-тройкой сложных заклинаний, но те рассеялись, не успев даже как следует сформироваться. Позабыв про усталость, некромант со всех ног кинулся вглубь коридора, на ходу плетя заклинания одно за другим. Шагов через двести он почувствовал, что энергия перестала восстанавливаться с бешеной скоростью и, истратив её как можно больше, достал лист бумаги и стило.

Без малого семи суток в тоннеле карликов с лихвой хватило, чтобы обдумать многое. Так, например Эжж'и'лер пришёл к выводу, что оголившаяся жила на самом деле таковой не является. Судя по всему светопреставление, сопровождаемое ужасным треском, вызывает открывающийся прямо в ней проход. Жила будто пытается подавить болезнь, отчего карликам сложно поддерживать тоннель. Следовательно, если его закрыть жила придёт в состояние покоя и тогда сквозь неё можно будет пройти. Свою догадку маг изложил на бумаге и после того как саффа с письмом скрылась во тьме, сел у стены, вытянул старческие ноги и стал ждать время от времени сбрасывая излишки приливающей энергии.

Ожидание затянулось. За это время Эжж'и'лер даже придумал, как победить треск молний. Плетение, отсекающее лишние звуки упорно не желало обволакивать мага, и всё время уплывало в сторону беснующейся стихии, где благополучно развеивалось. В конце концов, он нашёл выход — привязать заклинание к воткнутому в щель в полу посоху в виде чёрного копья. Возможно благодаря этому Эжж'и'лер и почувствовал как «приближается» камень.

Развеяв звуковую защиту, некромант встал, подобрался и тут понял, что треск молний почти перестал терзать слух. Его теория подтвердилась — чем короче становился проход, тем спокойней делалась энергетическая жила.

Эжж'и'лер повёл перед собой посохом Гортемуса и произнёс нестройную фразу, заставившую воздух между ним и исчезающим тоннелем уплотниться. Теперь приближающийся камень не поглотит, а просто оттолкнёт мага. Как это ни печально, но посох придётся оставить, так как ему уготована роль якоря заклинания. Это даже обрадовало. Признаться, старик уже устал таскаться с этими громоздкими палками.

Опустошив магический резерв почти до предела, Эжж'и'лер вернулся к выходу. Оказалось, зря беспокоился — жила больше не «плевалась» энергией и можно было спокойно ожидать финала, не рискуя в любой момент угореть от магического перенасыщения.

Глядя как выход из тоннеля постепенно приобретает прозрачность, глава ордена Чёрного Копья невольно улыбнулся. Его теория оказалась верна. Но радость вскоре была вытиснена чувством тревоги. Что-то не так. Эжж'и'лер прислушался к ощущениям и едва не закричал от досады. Старый дурак! Как он мог забыть слова Эулиса о том, что тоннель не просто закрывается, а стирается из реальности. Надвигающийся камень поглотил оставленный посох вместе с защитным заклинанием. Некромант оглянулся и похолодел, до возникающей прямо из воздуха каменной стены уже рукой подать, а сквозь жилу ещё не пройти. Нужно что-то решать и решать быстро.

Эжж'и'лер вплотную приблизился к прозрачной пелене и вскинул посох Гортемуса. Очень не хочется впустую тратить даже каплю драгоценной силы, но за глупость придётся платить. Из навершия выпорхнула чёрная клякса и будто туман заволокла всё пространство коридора позади некроманта. Но он этого не увидел. Утихшая жила вдруг сверкнула ярче солнца, извергнув пучок молний, которые вцепились в посох как бродяга в предложенное пойло. По старческому телу прокатилась волна судорог, затем вспышка боли, в глазах потемнело и бесчувственное тело упало на пол небольшой пещеры в недрах Пограничного Кряжа.

Интерлюдия III

Толстый жрец откупорил бутыль, плеснул вина в кружку, с удовольствием пригубил и отставил. Взял со столика нож и принялся неторопливо нарезать копчёное мясо. Затем хлеб. Далее пришла очередь варёных яиц, к очистке которых он отнёсся как к тайному ритуалу. Отламывая скорлупу, жрец раскладывал наиболее крупные её части на столе в определённом порядке, дабы получился одному ему известный рисунок.

Когда с сервировкой стола было покончено, толстяк развернул видавший виды застиранный платок величиной с целую простыню, заткнул его за шею, расправил складки и, подхватив ломоть хлеба, прикрыл его мясом. Замасленный взгляд невольно скользнул по пленнику, мирно посапывающему в неудобной позе. Сонное заклинание вот-вот исчерпает ресурс, но для его подпитки у жреца готовы все ингредиенты, поэтому времени предостаточно и можно спокойно поесть.

Только он так подумал, как сердце обожгло болью, и недонесённый до рта бутерброд вывалился из ослабевшей руки. Толстяк охнул, схватился за грудь и повалился на бок, хрипя и всхлипывая.