Вторжение в Московию

Беглецы же, испортившие пушки, попались. Их поймал Ивашка Зубатый, привёл обратно в лагерь. И их, пушкарей, повесили. Зачинщик же, Уваров Гришка, бежал и скрылся за стенами Москвы.

«Но пушки-то пропали!» — злился князь Роман на тех, кто тащил их сюда, на эту сволочную дорогу, Ярославскую.

Он собрал у себя всех полковников и коротко объявил им своё решение:

— Уходим! Здесь ни стоять, ни зимовать, ни отразить противника! Достаточно нам обманов и измен!.. Пан Будило, послушай-ка, передай всё это царю! — сухо попросил он полковника, надеясь, что тот поймёт его.

И Будило заявился в царский шатёр.

— A-а, пан Осип! — восклицанием встретил его Матюшка и тоже заглянул ему в лицо, как и Рожинский.

Будило сделал вид, что это не он только что был невольным свидетелем его ссоры с гетманом.

Матюшка, оценив его великодушие, велел тотчас же подать водку, выпил с полковником. Он понял, что гетман, прислав его, боится показаться сам, мысленно ухмыльнулся и промолчал.

— Пан Осип, — попросил он полковника, — передай гетману мой совет: надо распустить по войску слух, что мы уходим к польской границе. И Шуйский клюнет на это. Клюнет, клюнет! — сделал он категорический жест рукой, когда Будило изобразил на лице сомнение.

Он выпил с ним ещё водки и отпустил его.

Они снялись с этого места, двинулись опять в обход Москвы старой дорогой, уже предвидя нападение. Шли, шли и на Тверской дороге упёрлись в засаду. Их там уже ждали московские полки, заняв удобную позицию в урочище. Дорога была узкой в лесу. И тяжёлые латники затоптались на месте: не развернуться им, не построиться в бронированный кулак и не сразиться. Тогда Рожинский пустил в дело пятигорцев, и те смешали ряды московитов. Затем ударили латники по ним, погнали конных боярских детей, открыли дорогу, и войско вышло из лесной тесноты.

Они вернулись туда же, под ту деревеньку, под Тушино, на безлесье, где тянулись обширные луга, и встали лагерем на прежнем месте.

* * *

Заруцкий собрал в своём шатре атаманов, уселся с ними в круг, поджав под себя ноги. Рядом с ним уселся Бурба. Его не отпускал он теперь от себя ни на шаг. Вновь между ними установилась прежняя дружба. Но к царю он больше не брал его. Тот запретил таскать к нему в шатёр мелких атаманов.

И он сообщил им, атаманам, своим советникам, что гетман, проявляя свою власть, велел садить к ночи всех на коней. Утром предстояло дело.

— На Ивана Купалу, да ещё пятница! Он что — сошёл с ума! — заворчал Ванька Белоголов. Ванька был его правой рукой, опорой. Он был ещё молод, но уже седой по-стариковски.

— Вся нечисть сегодня на Лысой горе! — засмеялся Беспутка, худой скуластый малый, в прошлом начавший самостоятельную жизнь службой в церкви, попом. Но затем его натура потянула вширь из тесноты церковного мирка, келейности и сытости. И он ушёл бродяжничать, связался с казаками.

Атаманы, испуганно взглянув на него, заёрзали на кошме.

— И купоротник цвет даёт! А кто сорвёт тот цветок, отыщет зараз все клады!

— На что тебе клад? Всё едино — пропьёшь! Ха-ха!..

— Да не-е! Пан гетман считает, что москалям сейчас не до войны! Они пьют и хороводы водят! — встряхнул всех опять Беспутка.

Они оживились: «На таборы!.. Их спёрли!.. А государю?.. Как Бог сподручит!..»

Заруцкий вёл круг, давал всем высказать свою волю. Когда же атаманы выдохлись, он велел им идти и поднимать казаков, седлать коней.

— Так гетман наказал! — лаконично закончил он, забыв тут же все их рассказы, вот только что услышанные.

Атаманы разошлись от него и стали готовиться к выходу из лагеря.

Заруцкий собрался было покинуть свой шатёр, когда к нему вдруг нагрянул сам царь.

Димитрий вошёл к нему в шатёр и уставился на него.

— Ты что, атаман, забыл, кому служишь?! Ты ходишь у меня в боярах, а не у гетмана! Почто не доложил, что предстоит сражение?! И гетман, тоже мне, хорош! Надумал тайны разводить!..

Ещё он что-то бросал в запале, негодовал, похоже, обидевшись на князя Романа.

«Но почему он говорит это мне-то?» — подумал Заруцкий. Потом он догадался, что так царь окольно сводит счёты с гетманом, но только при других, без лести.

— А ну выкладывай, что он затеял! — потребовал Димитрий.

И Заруцкий рассказал, ничего не утаил. Гетман действительно, решил внезапно атаковать лагеря Шуйского. Но сделать это можно было только так, подготовив всё втайне от самого царя, от его ближних, его окружения. Среди них было немало тех, кто служил ему, но и не забывал доносить Шуйскому.

— Ладно, атаман, на первое прощаю, — уже мягче сказал Димитрий. — А впредь докладывай всё мне! И без утайки, хотя бы и гетманской!

Он повернулся и вышел из его шатра, сел на коня и поехал назад к себе в стан, в сопровождении свиты ближних и каких-то казаков, из городовых служилых, уже прилипших к нему.

«При хлебе, и жируют!» — подумал он о них с раздражением, хотя был раздражён от встречи с атаманом. У него появилась было мысль о том, чтобы самому пойти с гетманом ночным походом. Но затем, прикинув всё, и бессонную ночь, он оставил эту затею.

«Это гетманское дело, пусть он и справляет его!» — успокоил он сам себя и вернулся в свой шатёр.