Вулфхолл, или Волчий зал

Генри Куртенэ, маркиз Эксетерский – внук старого короля Эдуарда и, таким образом, ближайший родственник Генриха. Очевидная кандидатура для императора, если тот когда-нибудь высадится с войсками, чтобы сбросить Генриха и посадить на престол кого-то другого.

– На месте Эксетера я бы не позволял своей жене увиваться вокруг полоумной монашенки, укрепляющей ее фантазии, будто со временем она сделается королевой. – Он начинает складывать бумаги. – А еще эта девица уверяет, что может воскрешать мертвых.

На похоронах Джона Петита, пока женщины остаются наверху, с Люси, он проводит внизу импровизированное собрание, чтобы поговорить с купцами о беспорядках в городе. Антонио Бонвизи, друг Мора, говорит, что пойдет домой.

– Да благословит вас Святая Троица и да дарует вам процветание, – произносит Бонвизи, направляясь к дверям вместе с плавучим островком холода, вызванного его неожиданным приходом. На пороге останавливается. – Если надо будет помочь мистрис Петит, я с большой охотой…

– Нет нужды. Она вполне обеспечена.

– Но позволит ли ей гильдия продолжать мужнино дело?

– С этим я разберусь, – обрывает он.

Бонвизи кивает и выходит.

– И как он посмел сюда заявиться! – У Джона Парнелла из гильдии суконщиков давние счеты с Мором. – Мастер Кромвель, то, что вы взяли заботы на себя, означает ли это… собираетесь ли вы поговорить с Люси?

– Я? Нет.

Хемфри Монмаут говорит:

– Может, сперва собрание, а сватовство потом? Мы обеспокоены, мастер Кромвель, как, наверное, вы и король… Мы все… – Обводит взглядом собравшихся. – Полагаю, теперь, когда Бонвизи ушел, здесь остались лишь те, кто сочувствует делу, за которое пострадал наш покойный друг Петит, однако наша обязанность – сохранять мир, отмежеваться от кощунников…

В прошлое воскресенье в одном из городских приходов в самый торжественный момент мессы, при возношении Святых Даров, когда священник возгласил: «Hoc est enim corpus meum» [63], раздались выкрики: «Хок эст корпус, фокус-покус». А в соседнем приходе, при перечислении святых, когда иерей просит Бога даровать нам общение с мучениками и апостолами, «cum Joanne, Stephano, Matthia, Barnaba, Ignatio, Alexandro, Marcellino, Petro…» [64], кто-то заорал: «И не забудь меня с моей двоюродной сестрицей Кэт, и Дика, который торгует рыбой в Лиденхолле, и его сестру Сьюзан, и ее собачку Пунш!»

Он прикрывает рот рукой:

– Если собачке Пунш потребуется защита в суде, вы знаете, где меня найти.

– Мастер Кромвель, – говорит ворчливый старшина гильдии скорняков, – вы нас собрали, подайте же нам пример серьезности.

– На улицах распевают баллады о леди Анне, – говорит Монмаут, – слова которых я не могу повторить в этом обществе. Слуги Томаса Болейна жалуются, что их обзывают и забрасывают навозом. Хозяевам следует приглядывать за своими подмастерьями и доносить, когда те ведут себя ненадлежащим образом.

– Кому?

Он говорит:

– Ну, например, мне.

В Остин-фрайарз он застает Джоанну – она нашла предлог, чтобы не уезжать в Степни: простыла.

– Спроси, что я знаю, – говорит он.

Она честно трет пальцем кончик носа.

– Попробую угадать. Ты знаешь, сколько денег у короля в казне с точностью до шиллинга?

– До фартинга. Нет, другое. Спроси меня, любезная сестрица.

Она делает еще несколько неудачных попыток, и наконец он говорит:

– Джон Парнелл женится на Люси.

– Что? Ведь Джон Петит еще не остыл в могиле. – Она отводит взгляд, перебарывая чувства. – А вы, сектанты, как я погляжу, держитесь вместе. У Парнелла в доме тоже попахивает ересью. Я слышала, его слуга – в тюрьме епископа Стоксли.

Ричард Кромвель заглядывает в дверь:

– Хозяин. Тауэр. Кирпичи. Пять шиллингов за тысячу.

– Нет.

– Хорошо.

– Казалось бы, Люси могла найти человека, с которым ей жилось бы спокойно.

Он идет к двери.

– Ричард, постой! – (Оборачивается к Джоанне.) – Думаю, она таких просто не знает.

– Сэр?

– Сбей цену на шесть пенсов и проверь каждую партию. Отбери по нескольку кирпичей и прояви к ним повышенный интерес.

Джоанна, из комнаты:

– И вообще, ты поступил умно.

– Например, измерь их… Джоанна, ты вправду думала, что я могу жениться по оплошности? Сгоряча?

– Простите? – говорит Ричард.

– Если ты начнешь измерять кирпичи, продавец испугается, и ты по его лицу увидишь, собирался ли он тебя надуть.

– Наверняка ты кого-нибудь себе присмотрел. Какую-нибудь знатную даму. Король дал тебе новую должность…

– Да, в отделении пошлин канцлерского суда… Я бы не сказал, что это прямая дорожка к амурной истории.

Ричард, стуча каблуками, сбегает по лестнице.

– Знаешь, о чем я думаю? – спрашивает она.

– Ты думаешь, надо обождать. Пока она, та женщина, станет королевой.

– Я думаю, что цена растет из-за перевозки. Даже если баржей по реке. Надо будет расчистить участок и построить свой кирпичный завод.