Эти различия усугубились в последней четверти II тыс. до н. э., когда в прибрежных районах Финляндии, а затем (с начала I тыс. до н. э.) — Эстонии и северной Латвии распространяется культура каменных курганов с ящиками
(нем. Steinkistengräberkultur). Как по своему погребальному обряду, так и по сопровождающим своеобразным формам бронзовых изделий эта культура должна рассматриваться как результат массовой миграции скандинавского населения (эту точку зрения, несмотря на свою приверженность априорной схеме автохтонного развития культур Прибалтики, вынуждены были с многочисленными, но мало что меняющими по сути оговорками признавать даже К. Ф. Мейнандер и Х. Моора [Meinander 1954b:196—201; Моора 1956:87—88], более непредвзятую и реалистичную оценку см. в [Laul 1982:16]). Вероятно, речь идёт действительно о продолжении экспансии, начатой ещё «шнуровиками»: скандинавские пришельцы расселились практически в том же ареале, где ранее была распространена культура боевых топоров, и сами по себе связи между западным и восточным побережьем Балтики установились ещё в ходе экспансии родственных «шнуровых» групп в обоих регионах и в эпоху сложения культуры Киукайнен [Laul 1982:17]. Во всяком случае, говорить об этноязыковой преемственности на юго-западе Финляндии от культуры Киукайнен до наших дней никак не приходится.Примерно с начала второй половины II тыс. до н. э. начинается и постепенно нарастает, достигая максимума в I тыс. до н. э., проникновение в Прибалтику (и во внутренние районы Финляндии — см. выше) культуры ложнотекстильной
керамики, которая представляет собой здесь новое явление, явно связанное с влияниями и миграциями с востока, из районов Верхнего Поволжья [Моора 1956:76—77; Янитс 1959:349—351; Турина 1961:158—164; 1963:200—203]. В середине и в конце I тыс. до н. э. влияние этой культуры, точнее — влияние с востока выросшей из той же общности культур ложнотекстильной керамики в Верхнем Поволжье дьяковской культуры — распространяется вплоть до западных районов Латвии и эстонских островов (городища Кландюкалнс под Ригой, Иру под Таллином, Асва на о‑ве Сааремаа), причём сохранение фольклорной традицией местного населения памяти об этих городищах может указывать на реальную этническую преемственность от их создателей до исторических прибалтийских финнов [Моора 1956:79—84].Почти одновременно с началом развития в Прибалтике культуры ложнотекстильной керамики (в последней четверти II тыс. до н. э.) начинается широкое распространение с юга на север и северо-восток в Прибалтике (до Ильменя, Приладожья и южной Финляндии) культуры штрихованной керамики
, с создателями которой, в конечном счёте, связано формирование восточных балтов [Граудонис 1980; Васкс 1991:108—114].