Введение в историческую уралистику

Таким образом, в первой половине I тыс. до н. э. на севере Восточной Прибалтики после целой серии миграций различных групп, полностью разрушивших неолитическую этническую карту региона и, скорее всего, приведших к полной ассимиляции пришельцами местного постнеолитического населения (кажется, нет никаких свидетельств сохранения традиций культуры типичной гребенчатой керамики где-либо в Прибалтике уже к началу I тыс. до н. э.), имело место тесное взаимодействие в основном трёх этноязыковых компонентов: скандинавского (создатели культуры каменных курганов с ящиками, скорее всего — носители прагерманских, восточногерманских или древнескандинавских диалектов), южного (культура штрихованной керамики, предки восточных балтов) и восточного верхневолжского (культура ложнотекстильной керамики — дьяковская культура). Именно в результате их взаимодействия складывается в этот период в основном на территории Эстонии культура

каменных могильников с оградками (нем. Tarandgräberkultur

) [Laul 1982:18], в последние века до н. э. — первые века н. э. распространяющаяся и в северной Латвии и на юго-западе Финляндии [Васкс 1991:106—107; Salo 1968] в связи с чем можно говорить о формировании в первые века н. э. ареала прибалтийско-финских языков[35] и балтско-финской этнической границы в Латвии. Значимо при этом, что сложение сопровождается распространением ложнотекстильной керамики, например, на севере Латвии, где она в этот период вытесняет штрихованную керамику [Васкс 1991:107, 117—118], а первые железные изделия культуры каменных могильников с оградками в Финляндии и Эстонии копируют бронзовые формы

меларских кельтов, характерных для ранних памятников культур ложнотекстильной керамики (см. выше) [Salo 1968:237]. Эти обстоятельства указывают, по-видимому, на сохранение в эпоху раннего железного века восточной доминанты в культурном развитии севера Восточной Прибалтики, подобно тому, как это наблюдается на севере Фенноскандии, и на то, что носителями этого восточного влияния здесь, на юге, были племена культуры ложнотекстильной керамики, в которых, судя по всему, следует видеть население, говорившее на начальном этапе (вторая половина II тыс. до н. э.) на языках финно-волжской общности, а на более позднем этапе — на диалектах прибалтийско-финско-саамского и прибалтийско-финского праязыков

[Sedov 1980:429—438; Седов 1990:90—91; Luho 1968:56—57].

Во всяком случае, бесспорно, что из названных выше трёх основных групп, взаимодействовавших на севере Восточной Прибалтики в эпоху поздней бронзы — раннего железа, только с носителями культуры ложнотекстильной керамики можно связывать генезис прибалтийско-финских языков (см. также в разделе V о соответствии этой модели реконструируемой картине взаимодействия балтских, германских и западных финно-угорских языков).