Введение в когнитивную лингвистику

Поскольку словари русского языка толкуют слово радость настолько расплывчато, что его трудно разграничить со словом «счастье», можно рассмотреть, как трактуется это понятие у М. Цветаевой – одного из величайших национальных поэтов ХХ века. Ее отношение к выбору того или иного слова дает основание сделать вывод о бытовании этого чувства в русском языковом сознании. Не случайно Б. Пастернак в написанной еще в 1956 г. статье «Люди и положения» заметил: «В нее надо было вчитаться. Когда я это сделал, я ахнул от открывшейся мне бездны чистоты и силы. Ничего подобного нигде кругом не существовало… За вычетом Анненского и Блока и с некоторыми ограничениями Андрея Белого, ранняя Цветаева была тем самым, чем хотели быть и не могли все остальные символисты, вместе взятые» [цит. по: КатаеваЛыт-кина, 2002: 123].

Казалось бы, М. Цветаева – поэт смерти, разлуки, горя, и в ее творчестве нет места радости. На самом же деле у нее много светлого и радостного. В письме Е. Ланну от 6 декабря 1920 г. она писала: «Мне, чтобы жить – надо радоваться». Она умела вырвать радость у безумных дней, а как только разучилась это делать – ушла из жизни.

Ее ранние стихи пропитаны счастьем: О, как солнечно и как звездно начат жизненный первый том.

В ее лирических текстах мы обнаружили более 100 контекстов употребления слов с семантикой «радость». Эти контексты классифицируются по двум параметрам: обозначение внутреннего состояния человека (радостное настроение) и материального мира, на который переносится состояние человека (радостный день). Причем, большинство контекств соответствует первому параметру.

М. Цветаева открывает мир в себе, радуется его свету, теплу и добру. Не случайно исследователи отмечают светлую тональность сборника «Юношеские стихи», в котором преобладают светлый, розовый, золотистый оттенки.

В целом поэтический текст М. Цветаевой характеризуется сильной экспрессией переживания и выражения чувств, аффективностью состояния лирической героини, страстностью ее поэтического «Я», что часто влечет за собой отказ от строгой классической ясности.

Согласно данным современной науки, человеческое «Я» многообразно: Я-физическое, Я-социальное, Я-интеллектуальное, Я-эмоциональное, Я-речемыслительное. Эти ипостаси Я имеют различные формы манифестации, например, Я-эмоциональное может проявляться в разных социально-психологических ролях. Например, цветаевская фраза Песня поется, как милый любится: // Радостно! – всею грудью!

содержит следующие мысли: Я-физическое испытывает благоприятное воздействие радости, несомой песней; это знает ее авторское Я-интеллектуальное и посылает эту информацию собеседнику-читателю (Я-социальное), проявляя о нем заботу (Я-эмоциональное); посылая ему это сообщение, действует ее Я-речемыслительное. Воздействуя на любую ипостась личности, можно воздействовать на все остальные стороны личности адресата. Таким образом, языковая личность вступает в коммуникацию как многоаспектная, и это соотносится со стратегиями и тактиками речевого общения, с социальными и психологическими ролями автора и читателя, культурным смыслом информации, включенной в коммуникацию.

Человек познаёт окружающий мир, лишь предварительно выделив себя из этого мира, он как бы противопоставляет «Я» всему, что есть «не-Я». Таково, видимо, само устройство нашего мышления и языка. Радость в контексте поэзии М. Цветаевой – это чувство внутреннего «Я», ощущение внутреннего комфорта, возникающее в ответ на гармонию со средой и самим собой. Поэт, делясь своими открытиями с читателем, также противопоставляет себя миру, толпе, обывателю. И чем сильнее в нем неприятие мира, тем ярче воздействие на эмоции читателя.

В поэтическом тексте происходит взаимное усиление эмоций, вызываемых как формой, так и содержанием стихотворения. Л.П. Якубинский писал: «Совершенно ясно, что эмоции, вызванные звуками, не должны протекать в направлении, противоположном эмоциям, вызываемым «содержанием» стихотворения (и обратно), а если это так, то «содержание» стихотворения и его звуковой состав находятся в эмоциональной зависимости друг от друга» (Сборники, 1916, с. 25).