Введение в литературоведение

Здесь самое время разобраться в том, какими текстами главным образом занят литературовед-профессионал. Литературовед занимается разными по своим эстетическим достоинствам текстами. Конечно, его не может не интересовать так называемое массовое чтение, книги-однодневки, беллетристическое чтиво, различные «пробы пера» в Интернете. Особенно, когда в центре внимания литературоведа фигура читателя, чьи интересы в разные историко-литературные эпохи пестры и необыкновенно всеядны.

Но главный центр исследований литературоведа, конечно же, – классическая литература.

Каков объем этого хорошо знакомого нам понятия?

К литературной классике мы относим такие произведения национальной и мировой художественной словесности, которые обладают внутренней способностью пережить свое время и своего создателя-автора и остаться интересными, насущно необходимыми новым читательским поколениям.

Классический художественный текст подает о себе весть каждому, кто пристально и заинтересованно в него вчитывается. Но особенно благодарно открывается он профессионалу-литературоведу. Почему?

Дело в том, что опытный литературовед обладает навыками исключительно содержательного, проникновенного и благодарного, медленного чтения текста. Литературоведение – это прежде всего универсальная и социально значимая служба понимания художественного текста.

Литературовед начинается там, где ощущаются пределы обычной читательской компетенции.

Что это значит? Что такое пределы читательской компетенции?

Вот перед нами известная со школьной скамьи классическая пьеса Антона Павловича Чехова «Вишневый сад». Пытаемся ее прочесть и осмыслить. Вслушиваемся в диалоги и монологи персонажей, обращаем внимание на авторские пояснения-ремарки… Схватываем важные подробности, связанные с взаимоотношениями действующих лиц, с их разными судьбами, состояниями души, ожиданиями и тревогами. Пробуем понять, что же происходит на сцене. Так близко, так возможно спасение разоренной усадьбы Любови Андреевны Раневской. Сто́ит только, как советует Ермолай Лопахин, вырубить старый и свой век уже отживший вишневый сад, разбить землю на участки, участки выгодно продать дачникам, и все спасены.

Но герои, находясь в каком-то странном оцепенении, фактически бездействуют, словно бы не сознают, что всему конец, что имение скоро будет продано с молотка, что попадет оно в чужие руки. Что же это за люди такие? Что ими движет? Почему они друг друга не слышат и не понимают? Что вообще происходит в этом чеховском мире?

Некоторые школьные пособия и многочисленные, услужливо распространяемые через Интернет сочинения подсказывают, что все дело в остром социально-классовом конфликте, в столкновении поколений: с одной стороны, мол, старое, уходящее, вымирающее поместное дворянство (Раневская, Гаев, Симеонов-Пищик), с другой стороны, поднимающаяся, идущая им на смену буржуазия (Лопахин), с третьей – новые силы, молодые, бодрые, еще себя в полной мере не осознавшие (Аня, Петя Трофимов)… Подобные подходы к чеховской пьесе встречаем и в давних работах некоторых критиков и толкователей «Вишневого сада».

Все эти и им подобные унылые схематичные рассуждения, однако, бесконечно далеки от чеховского текста, глухи к нему, примитивно и жестко ему навязаны…

Когда же за чтение чеховской пьесы берется проницательный литературовед, оказывается, что произведение это совсем про другое.

Выдающийся русский филолог Александр Павлович Скафтымов (1890–1968) еще в 1946 г., в тяжелые, мрачные сталинские времена, написал статью, которой суждено было стать классической литературоведческой работой – «О единстве формы и содержания в «Вишневом саде» А.П. Чехова».

Придет время, и мы обстоятельно познакомимся и с этим, и с другими исследованиями талантливого ученого. Но сейчас обратим только внимание на то, как музыкально тонко слышит литературовед весть, подаваемую чеховским текстом.

Нет в пьесе острого социального конфликта. Внутренний мир каждого героя по-своему значителен. Автор обращает нас к очень личным, «субъективно-интимным» переживаниям героев, к «области чувств» грустных, трогательных, нежных, иногда наивных, иногда нескладных и смешных.

Лирический драматизм ситуации в том, что «каждый среди других – один. И отношения между ними рисуются в подчеркнутой разрозненности». Источник конфликта распознается вне воли людей. Нет здесь личного антагонизма. Отношения героев проникнуты взаимным доброжелательством. И тем не менее «они все же внутренне оказываются чужими и в жизненном процессе как бы отменяют, исключают друг друга».

«Над всей пьесой, – пишет А.П. Скафтымов, – веет мысль…о разорванности между субъективными стремлениями людей и той объективной данностью, которую они имеют и которую могут иметь»[5].