Выбери жизнь!

Уважаемые коллеги! Позвольте сегодня вас так называть. Если бы кто-нибудь сказал вам на первом занятии, что вы будете мыслить подобными категориями, наверняка этого человека осмеяли бы. Но ведь случилось! Наступило прозрение, пришло «время действий» — именно так выразился другой наш слушатель.

Рассказывая о том «хорошем», что было приобретено в результате употребления обильной, жирной и смешанной пищи, одна из слушательниц так «живописует» свой портрет:

«Я испытывала верх блаженства, набивая свою утробу различными утонченными блюдами. И каждый вечер с нескрываемой любовью рассматривала в зеркале свое расплывшееся тело, разбухшие ноги, кукольно-буффонадные руки и лицо с тремя подбородками да утонувшими в жировых складках глазами. Вызывающе гордо восседала я в частых застольях, принимая утонченные комплименты в свой адрес по части того, что «хорошего человека чем больше — тем лучше». И, конечно, очень жалела своего мужа, остававшегося по-прежнему поджарым, как в пору недавней молодости, когда он страстно обнимал и ласкал меня — такую же худющую… Увы, была во всем этом и горчинка: уж не было прежних ласк, да и задыхался он в одной кровати со мной от жара (или жира?) моего тела.

Что еще хорошего? А то, что избавила семью от затрат на посещение театров и концертов, потому что в залах, к сожалению, не предусмотрено кресел для моих габаритов. Не было надобности приобретать изящные сапожки, всякие брюки, юбки, блейзеры и другие туалеты, подчеркивающие определенные части тела…»

Слава Богу, юмор не оставил вас, коллеги, несмотря на такую большую нагрузку (не только физическую, но и психологическую), испытываемую вами все эти дни. Об этом, кстати, свидетельствует еще целый ряд сочинений, одно из которых я вам прочту.

«Что хорошего дал мне алкоголь?

Господи, неужели уже утро? Ох, как мне плохо. Кажется, всего лишь полчаса назад я, еле раздевшись, рухнул в постель, а вот уже снова над ухом омерзительные звуки электронного будильника призывают к новым трудовым победам во славу грядущего дня. Бог ты мой, как хочется спать и ни о чем не думать, как все болит внутри, но вставать, видимо, все-таки придется.

Все плывет, внутри все трясется, комната покачивается из стороны в сторону, и, чтобы побриться, надо иметь такие ловкие руки, что Игорь Кио сдох бы от зависти. Кое-как завязываю ненавистный галстук, но что делать — на работу надо показываться вовремя и в мало-мальски пристойном виде. Из зеркала на меня смотрит опухшая и отечная физиономия с красными глазами. Ничего, пройдусь по улице, по морозцу, через полчаса буду как огурчик. Сколько все-таки у нашего брата неиссякаемого оптимизма и бодрости — дай Бог другим хотя бы половину, но стрелки на часах не дают пуститься в философствования по этому поводу, и приходится оставить их на потом.

Есть не могу совершенно и, наскоро выпив пару кружек воды, выбегаю на улицу, на ходу засовывая в рот сигарету. Ох, лучше бы я не курил! Стало так плохо, что ноги сами собой подгибаются, а в глазах красные и зеленые круги так и наезжают друг на друга. Хоть бы вырвало, что ли, да ведь черта с два, давно уже забыл, что это такое. Ведь сколько раз говорил себе: не жадничай, оставь граммов 150 на утро, мучиться ведь будешь, так куда там — пока вечером все не употребишь, ни за что не остановишься. Хоть бы электричка скорее пришла, что ли, а то стоять никаких сил нет.

Ну, наконец-то, вот она, милая. Плюхаюсь на сиденье и засыпаю.

От электрички до работы иду пешком, чтобы немного проветриться. Разве какой-нибудь хилый трезвенник стал бы в такой мороз по свежему воздуху гулять, здоровья набираться? Да ни в жизнь, непременно бы эти четыре остановки на троллейбусе в духоте и толчее проехал. Опять же, приду на работу, меня спросят: «А ты что такой красный?..» А я отвечу гордо- «Да вот, как всегда, пешком на работу по морозу шел. Бегом, так сказать, от гиподинамии!» Все и отстанут, а чтобы перегаром сильно не перло, так на то валидол припасен — шнырь таблетку под язык, вот тебе и запах, как у герани на подоконнике!

Ну вот, пришел, сел, отдышался, перекурил — опять плохо стало. Ничего, терпи, самое худшее часам к одиннадцати настанет, когда натурально помирать начнешь, а сейчас, пока время есть, надо все дела переделать, все вопросы решить, чтобы потом никто не приставал. До десяти часов через силу, но хожу, вопросы решаю. Однако все — силы оставили. Доползаю до курилки и падаю на скамейку. Хватит, пусть теперь другие воюют, и так целых два часа героических, можно сказать, усилий производству отданы. Хотел бы я посмотреть, как какой-нибудь непьющий хлюпик в таком состоянии работал и что бы он там наработал, а я хоть и остатки сил положил, но ничего, по крайней мере, вроде бы не напортачил, чтобы потом переделывать пришлось. Пить так пить, работать так работать!