Выбор

И тогда же, в Смоленске, Василий приказал тайно следить за Глинским и через полгода с небольшим, уже в Москве, ему доставили списки с двух грамот, которые тот посылал Сигизмунду: в первой винился, что ушел из Литвы, и изъявил желание вернуться и вновь служить его короне, а во второй, видимо, получив какое-то прощение и согласие Сигизмунда, извещал, что у него есть блестящий, хитрый план, как вернуть Литве потерянное, но для этого ему, Глинскому, необходимо еще какое-то время побыть на Руси и кое-что устроить...

- А ты меня все коришь, что я больно мнительный, подозрительный,сказал Соломонии. - Государь только таким и должен быть - никому не верить! Потому что если какой человек и не хочет ему зла, не против него, не хочет его свержения или смерти, то урвать, поживиться, покормиться от государя хотят буквально все. И ты это знаешь не хуже меня.

Князь Михаил Глинский был закован в кандалы и брошен в темницу.

А следом за ним Шуйский в Смоленске заковал в кандалы и тамошнего епископа Варсонофия, который, как дознались, тоже сносился с Сигизмундом и был в сговоре с Глинским.

* * *

С Василием теперь захотел дружить аж сам император Великой Римской империи Максимилиан, от которого прибыл высокий посол с предложением заключить союзный договор против Польши и Литвы. Тем самым признавалось равенство между Русью и Великой Римской империей. И, кроме того, в этом договоре признавалось и законное право Руси на отнятые у нее когда-то Киев и все украинные земли. Сей договор был, конечно, с охотой подписан, и Василий очень им гордился. И с Турцией наладились хорошие отношения.

И в Казани после приведения конюшим Иваном Андреевичем Челядниным к присяге московскому государю царя Мухаммед-Эмина третий год держалось затишье. Однако купцы русские, не единожды уже страдавшие от татарских коварств, все же побаивались ездить на ежегодные казанские ярмарки - главные на Волге. Бывало, грабили их там и убивали.

В Думе не раз об этом говаривали, соображая, как обезопаситься на будущее.

- Может, новый город, выше Казани, поставить и там свою ярмарку устраивать? - предложил как-то Вассиан. - Но недалеко, чтоб казанскую вообще забыть. Отец твой Иван-город против Нарвы-то поставил - как шведов и ливонцев образумил!

Василию и Соломонии мысль очень понравилась. Стали думать о месте.

И в Нижний Новгород после Смоленска Василий с Соломонией съездили, глядели там недавно построенную мощную крепость на Дятловых горах, близ слияния Оки с Волгой. Когда строилась, он давал на нее деньги. Остались довольны.

Следом ездили в Тулу, где тоже завершалось возведение мощной крепости, на которую тоже давали деньги.

В Кремле, у Фроловских ворот, на подворье Кирилло-Белозерского монастыря строилась церковь Афанасия Александрийского. Нарядчиком, то есть организатором работ, был московский гость Юрий Григорьев, сын Бобынин, с братом Алексеем, а общее руководство осуществлял Алевиз Новый.

А неподалеку от Фроловских ворот, на крестце против Панского двора, гость Василий Бобер с братьями Юрием Урвихвостовым и Федором Вепрем строили церковь Варвары Великомученицы.

У Боровицких ворот, на речке Неглинной, впадавшей там в Москву-реку, в четырнадцатом-пятнадцатом годах возводилась плотина. Вокруг Кремля копались пруды. Сооружались Троицкий мост и Кутафья башня. За Неглинной же - церковь Святого Петра. Под Бором за Болотом - церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи. На Старом Хлынове (Ваганькове) - Благовещенье и другое Благовещенье в Воронцове.

В Москве тогда насчитывалось свыше восьмидесяти тысяч жителей - больше, чем в Риме, вдвое больше, чем во Флоренции и Праге, в Богемии. Немногим меньше были Владимир, Псков, Новгород, Смоленск и Тверь, а всего городов насчитывалось более ста пятидесяти.

Василий с Соломонией этим тоже гордились.