Выбор чести

Вдруг я оказываюсь в лодке. Окружающий туман, скрывающий противоположный берег, безмолвие, мерный скрип уключин – я вспоминаю это место мгновенно, оно навсегда отложилось в моей памяти. Это та самая ночь, Буг… Только плыву я не на советскую сторону, а, наоборот, к немцам.

Страх ледяной иглой пронзает сознание. Я помню, что он умер, что я его убил. Но это было в той жизни, а ведь сейчас он должен быть рядом… Я чувствую его присутствие, пытаюсь повернуть голову к носу лодки – и не могу. Будто какая-то чудовищная сила сковала меня, я не могу пошевелиться – но все-таки борюсь.

Наконец будто бы получается развернуться. В лодке никого нет, сдавленный вздох облегчения невольно вырывается из груди. Но в этот же миг сильный толчок бросает меня на деревянное сиденье.

Я причалил к берегу. Туман рассеялся, и сквозь ночную тьму я различаю одинокую фигуру, неспешно приближающуюся ко мне. Сомнений быть не может, это ОН. Я чувствую вдруг тяжелый запах свертывающейся крови и разлагающейся плоти. Горло сдавливает от нахлынувшего ужаса, а гауптман с разорванным животом вплотную подходит ко мне. Его лицо бело как мел, и эта неживая белизна хорошо заметна даже в темноте.

Его губы вдруг кривятся. Он пытается что-то сказать:

– Локи, это Валькирия! Локи, ответь! – вдруг раздаются в моей голове слова выходящих в первый день на связь летчиков. Или, может, они звали группу позже?

И уже совсем другой, мертвенно-скрипучий голос капитана Климова вопрошает:

– Что же ты молчишь, Локи? Ответь…

Видение вдруг сменяется другой картиной. Черный, будто нависший над головой деревянный потолок, маленькая комнатушка, освещающаяся тусклой лучинкой, и мужское лицо, смотрящее на меня в упор. Борода клином, обвислые усы и длинные волосы, нахмуренные брови, длинный, будто клюв, нос… Этот мужчина почему-то ассоциируется в моем сознании с Кощеем Бессмертным. Да, Кощей. Значит, очередной кошмар.

– Держись, парень…

Становится невыносимо жарко. Рядом работают печи, огромные, жаркие печи. Наверное, доменные. Да, наверняка доменные.

Становится все жарче…

Мне кажется, я слышу людские голоса, какой-то неясный, тревожный рокот, в котором еле различимы отдельные стоны и вскрики.

Как же страшно…

Я иду темными пустынными коридорами, сопровождаемый этим тревожным рокотом. Все чаще я слышу в нем глухой плач, в который иногда вплетается детский визг.

Им нужна моя помощь!

– Ау, люди! Я здесь! Я иду! Где вы?!

В коридорах повисает глухая тишина… Что я потревожил?

Наконец-то я выхожу в какое-то помещение. В нем также никого нет, а из всей мебели только столы. И куча какого-то тряпья на них.