Выбор. Долгие каникулы в Одессе

Небольшая группа из трёх молодых парней и пары мужчин в возрасте явно собрались на работы и сейчас сгрудившись в круг смолят папиросы и ржут над чьей-то шуткой. Престарелый Арон уже занял свой стратегически важный наблюдательный пункт на лавочке и о чём-то громко переговаривается с такой же ветхой армянкой, бабушкой Анаит. Пятилетняя Песса за уши тянет из будки Пирата, тот лениво зевает и трясёт головой пытаясь избавиться от докучливой помехи. На галерее стоит моя мама и озабоченно осматривает двор.

— Миша! — громко и облегчённо восклицает она. — И где ты идёшь? Я таки волнуюсь уже. Ушёл и ничего не сказал, нельзя так маму нервировать, у меня ж больное сердце!

— Ой, вей! Ви только поглядите. У старой больной еврейки народился маленький гойский сыночек! Фира, ви делаете мне смешно! Когда ви успели уже вчера забэрэменеть и сегодня родить, если третьего дня были совершенно здоровы и бэздэтны? — рыхлая пожилая еврейка, переваливаясь с боку на бок словно хромая утка, подходит к ожидающим её молодухам и ставит свою корзину на гранитную плитку, вымостившую двор, явно настраиваясь на большой и вкусный утренний скандал. Мама уже собирается дать отповедь нахалке, но я успеваю её опередить.

— Мама! Берегите свои нежные нервы и драгоценное здоровье. Не надо тратить их попусту на кого попало, вам за это не платят. И не обращайте внимания на эту вздорную женщину, с которой я ещё не знаком совсем, но уже совершенно забыл за неё навсегда. Просто у некоторых людей слова как воробьи, они клюют мозг и гадят в голове если их не выпустить наружу. Вот они и держат свой рот открытым всегда, чтоб клевать мозг и гадить другим!

В полной тишине я прохожу через весь двор, поднимаюсь на пару ступенек по лестнице и оглядываю замерший в изумлении народ.

— Уважаемые, а что вы так на меня смотрите? На мне узоров нет и цветы не растут! — и взглянув на мамину неприятельницу, с наигранным возмущением добавляю: — Женщина! Да вы во мне дырку взглядом прожжёте! — расхожий парафраз из моего времени и здесь возымел успех. Народ улыбается и раздаются смешки.

— Фира! Таки этот малолетний нахалёнок и есть тот самый Миша, внук того самого Иосифа? Нам шо, было мало того што Йося обобрал пол Одессы и сделал ноги до Амэрики, так он ещё и внучка своего прислал до нас, шоб тот добрал остальное у несщастных оставшихся? У нас шо, своих бандитов мало? Таки вон, полный двор такого щастья! И зачем нам ещё?

Я не знаю, чем бы окончился зарождающийся скандал, но тут раздался негодующий вопль Сониной мамы:

— Соня! Это шо такое? Я тебя спрашиваю! — и тётя Бэлла разъярённой фурией вылетает из своей квартиры на галерею, потрясая синими сатиновыми трусами. Упс! Моими трусами. Я ж вчера совсем забыл за них, и они так и остались лежать в Сонечкиной корзинке.

Увидев во дворе толпу народа, Белла Бояновна ойкает и прячет руку с трусами за спину. Но народ, привлечённый громким воплем уже успел рассмотреть интимную деталь мужского гардероба и теперь требовательно и предвкушающе уставился на девочку ожидая подробностей. А та, полыхнув лицом словно маков цвет, в растерянности смотрит на меня.

— Это не мои! — слышится её чуть слышный дрожащий голосок. — Это Мишины!

— Во бандит! Весь в деда! — торжествующий и даже чуточку восхищённый голос скандалистки перекрывает зарождающийся смех.

— Тот шлемазл в молодости был такий же шустрый. Стоило только чуточку сомлеть и забыться, как он тут же норовил свои бейцы пристроить в твою корзиночку. Но вот трусов, гад, не забывал ни разу! — последняя фраза потонула в громовом хохоте

— Соня! Домой! — голосом тёти Бэллы можно легко заморозить всё Чёрное море и ещё немножечко на Средиземное останется. А с её величественной фигуры можно ваять статую «Непоколебимая Решительность». Спина прямая, голова гордо вскинута вверх, грудь смотрит вперёд. Одна рука упирается в талию у монументального бедра, а вторая решительно указывает флагом на дверь. И всё бы ничего, если бы этим флагом не были мои злосчастные трусы. Бедная Соня так торопится, что запинается и чуть не падает на лестнице. С трудом успеваю её поддержать и чуточку притормозить.

— Соня! Всё будет хорошо, я тебе это обещаю. Ничего страшного не произошло. Щас всё разрулю, только ты лишнего о вчерашнем не болтай. Поняла? — девочка потерянно кивает и поднимается на галерею вслед за мной, так как первый удар урагана я решаю принять на себя.

— Тётя Бэлла, отдайте уже эти несчастные трусы мне. Шо вы их треплете как Тузик грелку? Они совершенно новые и ни разу не стираные, зачем их сушить ещё? И шо вы в них так вцепились, словно это долгожданные алименты. Это вовсе не они, а даже наоборот алиби, что мы вчера ходили немножко купаться. И Додик с Ариком вам это подтвердят! Так что не надо смешить народ и устраивать скандал на пустом месте. Вы же серьёзная женщина и уважаемая дама. Что могут за вас подумать недалёкие люди, у которых всего одна извилина и та прямая, и не в голове, а делит пополам тухес. А в голове у них воробьи и они сейчас полетят во все стороны с глупыми и вздорными новостями.