И вдруг неожиданно нагнулся ко мне и погладив по голове шепнул на ухо: — Ты конечно талант и я в этом не абсолютно сомневаюсь, но сейчас встань и выйди на поклон, публика это любит. Привыкай! — и приобняв помог мне встать с банкетки. А затем шутливо придавливая шею заставил раскланяться перед преподавателями и отдельно перед студентами чем вызвал новый шквал аплодисментов. Это был мой первый маленький триумф.
Меня приняли на первый курс института и назначили стипендию, но напрасно я раскатал губу что буду что-то получать. Я никогда не учился в музыкальной школе тем более в училище, но от Лоры, своей первой возлюбленной в «той» жизни, знал, что музыкальное обучение в Союзе всегда было платным. Меня сбила с толку формулировка «на полную стипендию». Оказалось, «полная стипендия» означала лишь то, что за моё обучение маме платить не придётся, это берёт на себя институт.
Стал понятен и тот нездоровый ажиотаж, вызванный моим аттестатом. Одно дело получать в студенты детей уже «испорченных» чьим-то «неправильным» обучением и совсем другое, когда в руки попадает «нетронутый экземпляр», да ещё и с явными перспективами. Так что за меня даже развернулась «мини битва» между преподавателями. Но к моему облегчению её результат меня полностью удовлетворил.
Моим вокалом теперь занимается сама Юлия Александровна Рейдер, чему я несказанно рад. Её новаторские для этого времени идеи по развитию певческого навыка мне импонируют и находят во мне самый горячий отклик. Николай Николаевич Вилинский преподаёт теорию и композицию, а Столяров Григорий Арнольдович не теряет надежды вырастить из меня своё подобие, просто принудив своим авторитетом заниматься по классу дирижирования. За моё развитие как пианиста и рост мастерства, отвечает сама Марина Михайловна Базилевич, заведующая секцией обязательного фортепиано.
Те лица, что не так давно я разглядывал на стенде фотогалереи во время экскурсии по Одесской национальной Академии среди других пожелтевших от времени фотографий, теперь рядом со мной во плоти и очень даже живы. Порой, даже чересчур. Нагрузки на мой организм они наваливают такие, что я порой сам себе удивляюсь и как я ещё тяну этот воз? Спасибо моей мамочке, без её помощи и моральной поддержки я бы давно сбежал из консерватории.
Кстати, мама всё-таки купила мне рояль. Пусть не новый и чуток покоцаный, но главное, что вполне рабочий. Вот без него мне бы пришлось совсем туго, наверное, и ночевать бы пришлось в институте. А так хоть часть заданий можно на дом брать. Мне порой становится безудержно стыдно за те неудобства и траты что причиняю маме. И всякий раз я клянусь себе, что приложу все силы чтоб вернуть свой сыновий долг сполна и верю, что когда-нибудь это время настанет.
Глава 9. Самые обычные музыкальные будни
Пауло Коэльо
Раньше мне почему-то казалось, что в детстве время движется непозволительно долго. Словно тележка старьёвщика, меняющего старые домашние вещи на детские свистульки, воздушные шарики, или какие-нибудь другие игрушки. Быстрее самому с узелком ненужного тряпья сбегать до неё в соседний двор, чем дождаться тележку в своём. А в старости, наоборот, годы мелькают перед глазами как ночные станционные фонари мимо окна скорого поезда. Не знаю с чем это связано, но у меня сейчас такое ощущение, будто я неожиданно для себя оказался пассажиром этого поезда и фонари за окном мелькают всё быстрее.
С одной стороны, это немного напрягает, так как времени ни на что не хватает катастрофически. Пришлось завести дневник и вечерами расписывать будущий день буквально по минутам, а следующую неделю намечать хотя бы по предполагаемым событиям. Секретарей и помощников у меня здесь нет, и никто не напомнит, что к четвергу я обещал показать наброски своей новой композиции Ник-Нику, а в среду у Базилевич состоится общее собрание в секции обязательного фортепиано и как обычно педагоги опять будут сидеть и спорить до самой темноты, а занятия со мной перенесут на другой день.
Но домой лучше не уходить, так как Марина Михайловна в последнее время сильно озабочена моей музыкальной техникой. Лучше эти послеобеденные три часа провести в малом репетиционном зале, обычно пустующем в это время и отдать дань упражнениям, развивающим артистичность и виртуозность. Я вздыхаю, опять придётся три часа потратить на гаммы и этюды. Но… «Надо Федя. Надо!» ©
С другой стороны, подобное ощущение «ускорения времени» внутренне дисциплинирует и сбивает с меня былую вальяжность и «профессорскую спесь». Мама не понимает, чему я радуюсь, летая весь день как угорелый и падая поздно вечером в кровать в буквальном смысле на последнем дыхании. А моё сонное бормотание про «очумелого профессора» она воспринимает за отголоски моих «разборок» с преподами. Вот, уже и она нахваталась от меня разных «иноземных» словечек.