Выбор невесты

Тусману досталось выбирать первому; два другие искателя удалились в соседнюю комнату.

Титулярный советник осторожно подошел к столу, внимательно рассмотрел все шкатулки и прочел надписи одну после другой. Красивые буквы на серебряной понравились ему до крайности. «Боже мой! — воскликнул он в восторге. — Какой прелестный арабский почерк! Как он идет к этим латинским буквам! А надпись: «Выбравший меня получит более, нежели ожидал!» Ну ожидал ли я когда-нибудь, что девица Албертина отдаст мне свою руку? Скорее, напротив, я этого никогда не ожидал. Затем-то я и хотел броситься в пруд! Так, решено! Выбираю серебряную шкатулку!»

Албертина встала и подала ему ключ, коим он немедленно отпер шкатулку. Но представьте себе отчаяние Тусмана, когда вместо портрета Албертины он нашел там небольшую книгу из белой бумаги, переплетенную в пергамент.

«О небо! Книга!» — пробормотал коллежский асессор.

«Менее чем книга! — вскричал титулярный советник. — Белая бумага! Итак, все надежды мои разрушились! Так, решено, бедный Тусман! Скорее в пруд!»

Титулярный советник хотел бежать, но Леонард его остановил: «Ты с ума сошел, Тусман, — молвил он ему. — Знаешь ли, каким сокровищем ты обладаешь? Сделай мне дружбу, возьми эту книгу и положи себе в карман».

Тусман повиновался.

«Теперь, — продолжал ювелир, — задумай о какой-нибудь книге, которую бы ты хотел иметь сейчас под рукою».

«Боже мой! — воскликнул титулярный советник. — В припадке безумия бросил я «Политическую мудрость» Томазиуса в пруд в Ботаническом саду».

«Вынимай книгу из кармана», — сказал Леонард.

Тусман действительно вынул сочинение Томазиуса.

«Любезнейший Томазиус! — закричал он в восторге. — Ты спасен, ты опять со мною!» — «Подожди еще, — сказал Леонард. — Спрячь книгу в карман и задумай о каком-нибудь редком сочинении, которое бы ты напрасно искал во всех библиотеках».

«Ах, Боже мой! — отвечал Тусман. — Я давно ищу небольшую книжку, написанную в аллегорическом смысле, о музыке и композиции. Я разумею «Музыкальную войну» Иоанна Бера[11], или «Описание, как встретились две героини, Мелодия и Гармония, как объявили они войну на взаимную пагубу и как наконец после многих кровопролитных баталий примирились».

«Поищи ее у себя в кармане», — сказал ювелир. Тусман вынул книжку и, сделав уморительный скачок, закричал: «Насилу-то я нашел «Музыкальную войну» Иоанна Бера!»

«Ну видишь ли, — молвил ювелир, — ты теперь имеешь полнейшую и вдобавок карманную библиотеку».

Не обращая ни малейшего внимания на все вокруг него происходившее, не удостоив даже взглядом коллежского асессора, Тусман забрался в угол, бросился в кресла и беспрестанно то клал в карман, то вынимал волшебную книжку. Видно было, что он почитает себя счастливейшим из смертных.

Пришла очередь барона. По обыкновению своему он вошел в комнату разгильдяем, рассмотрел все надписи в лорнет и прочел их вполголоса. Но вскоре врожденное, непреодолимое влечение приковало его глаза к золотой шкатулке, блиставшей венком из талеров. «Кто меня выберет, тот получит желаемое счастие» — Гм! Дукаты! Они составляют мое счастие, а потом Албертина!» — Барон немедленно отпер золотую шкатулку и нашел в ней прекрасную английскую пилочку.

«Это что! — закричал он, рассердясь. — На кой чёрт мне эта пила!»

«Будьте довольны выигрышем, — сказал ювелир. — Знаете, какое сокровище вам досталось? Нет ли с вами новенького талера?»

«Как не быть! — отвечал Вениамин в сердцах. — Но что вы хотите с ним делать?»

«Обрежьте его пилочкою».

Барон исполнял сие приказание с редким проворством, обличавшим частое упражнение в этом невинном ремесле, и по мере того, как он спиливал талер, гуртик становился чище и толще. То же было и с другими талерами.

Увидев это, остававшийся спокойным зрителем до сей поры Манассия, как тигр, бросился на племянника и закричал ужасным голосом: «Боже отцов моих! Чудеса! Отдай мне пилу, она моя! За эту волшебную тайну я продал душу триста лет тому назад! О, отдай мне пилу!»

При сих словах он хотел вырвать пилу из рук Вениамина, ожесточившегося в свою очередь. Борьба между израильтянами продолжалась несколько минут; наконец племянник одолел и выбросил дядю в дверь с лестницы. Возвратясь в комнату с быстротою стрелы, он подсел к небольшому столику в углу, против титулярного советника, бросил на оный горсть талеров и принялся обрезывать их с редким жаром.

«Насилу-то мы избавились от этого Манассии, — сказал ювелир. — Предполагают, что это второй Агасфер, бродящий по лицу земли с 1512 года. Один раз под именем серебряника еврея Липпольда его осудили было к сожжению за колдовство, но он продал душу дьяволу, чтоб тот его спас. — Теперь, Эдмонд, открой шкатулку из слоновой кости».

Эдмонд исполнил приказание ювелира и нашел в оной миниатюрный портрет своей милой Албертины. Счастливец бросился в объятия невесты, и сам коллежский асессор принял участие в их радости. Но непродолжительно было упоение любовников: Леонард напомнил Эдмонду его обещание отправиться в Италию; надобно было расстаться с Албертиною, которая обещала писать к нему беспрестанно.