Выбор невесты

«В прежнее время, — сказал ювелир, — в городской ратуше часто бывали веселые свадьбы, но эти свадьбы вовсе не походили на нынешние! Вообще, надобно признаться, что наш Берлин был прежде не в пример веселее и разнообразнее; теперь в самой скуке ищут средства продолжать скуку. Праздники были гораздо лучше и замысловатее нынешних. Я помню, как курфирст Август Саксонский был приведен в 1581 году из Кельна с своею супругою и сыном своим Христианом и великолепно угощаем со всеми рыцарями; граждане обоих городов, Кельна и Берлина, вместе с гражданами Шпандау, в полном вооружении были выстроены от Кепеникских ворот до самого замка. На другой день дан был великолепный карусель[1], на коем курфирст Саксонский, граф Иост Барби и множество других знатнейших особ явились в золотых доспехах, с львиными головами на плечах; ноги их покрыты были шелковою материею телесного цвета, в подражание языческим витязям. Певчие и музыканты помещены были в Ноевом ковчеге, великолепно изукрашенном, на верху коего сидел мальчик, в платье телесного цвета, с луком и крыльями и с завязанными глазами, как изображают Купидона. Два другие мальчика, в белых перьях и в масках с птичьими носами, шли впереди ковчега, из которого раздалась музыка при появлении принца. Затем несколько голубей вылетело из ковчега; многие из них сели на верхушку куньей шапки нашего прекрасного курфирста и запели приятную песню, махая крыльями. Потом дан был блистательный пеший турнир, где курфирст и граф Барби явились в корабле, обитом желтою материею с черным, с парусами из золотой парчи; дитя, представлявшее Купидона, одето было также в желтое с черным с небольшою седою бородкою и правило рулем. Вокруг корабля множество рыцарей скакало вприпрыжку, с хвостами и головами сельдей, семги и других веселых рыб, стараясь подражать их ухваткам с необычайным искусством и прелестию. Вечером в десять часов сожжены были великолепные потешные огни, представлявшие осажденный замок, горевший ровно два часа».

В продолжение сего рассказа титулярный советник показывал все знаки величайшего внимания, беспрестанно потирал руки, придвигал свои стул и осушал стакан.

«Почтенный профессор! — вскричал он наконец могильным голосом. — Вы мне рассказываете чудные вещи, и точно, как будто вы их видели собственными глазами».

«А почему же и нет?» — отвечал ювелир.

Не понимая смысла сих чудных слов, Тусман готовился возобновить свои вопросы, но старик закричал ювелиру грозным голосом:

«Вы забываете лучшие праздники, бывшие в Берлине в то время, которое так превозносите! Вы умолчали, как зажженные костры пылали на Новом рынке и текла кровь несчастных мучеников, у коих суеверие пытками исторгало признания в небывалых преступлениях».

«А! — воскликнул титулярный советник. — Вы, верно, говорите о процессах колдовства, бывших в прежние времена; да, да, это были страшные дела, но просвещение наше наконец прекратило сие зло».

Ювелир, окинув довольно странным взором Тусмана и старика, спросил у них с таинственною улыбкою:

«Слыхали ль вы историю серебряника жида Липпольда, случившуюся в тысяча пятьсот семьдесят втором году?»

Тусман не успел сказать ни полслова в ответ, а ювелир уже продолжал свой рассказ:

«Серебряник, жид Липпольд, пользовавшийся полною доверенностию курфирста и управлявший финансами целого государства, вдруг обвинен был в шутовстве и разных злодейских кознях. В самом ли деле он оправдался или прибегнул к каким-нибудь другим средствам, только в глазах принца он опять стал чист, и все со дня на день ожидали объявления о его невинности. Однако городская стража еще не выпускала его из виду и караулила в небольшом его домике, в улице Штралау. На ту пору случись жиду Липпольду поссориться с женою; в сердцах она сказала ему в глаза: «Если б наш добрый принц курфирст знал все твои подлости и то, что ты делаешь с свою волшебною книжкою, досталось бы твоей коже». Все это от слова до слова было пересказано принцу, который тотчас же велел отыскать волшебную книгу в доме жида Липпольда; книга нашлась, а вместе с нею и люди, которые могли ее прочитать, и тогда все плутни его выведены были на чистую воду. Адским наваждением завладел он доверенностию принца и управлял всем государством; одно благочестие спасло курфирста от когтей сатаны. Липпольд был приговорен к сожжению на Новом рынке; но когда огонь обхватил его с волшебною книгою, из-под костра выползла большая черная крыса и исчезла в пламени. Многие были той веры, что это был не кто другой, как диавол, обольстивший душу Липпольда».

В продолжение сего рассказа старик сидел, облокотясь руками на стол и закрыв оными лицо, испускал жалобные вопли, как бы человек, страдающий жестоким недугом.

Что ж касается до титулярного советника, то казалось, что он не обращал большего внимания на слова ювелира и спросил у него, когда тот окончил рассказ: «Но скажите мне, почтенный профессор, точно ли девица Альбертина Восвинкель выглянула к нам из окошка городской ратуши?»

«Как! — вскричал ювелир, — а вам что за дело до девицы Альбертины?»