Выбор за тобой

Янек молча встал, подошел к прилавку. Он слышал долетавшие из-за стены звуки шкворчащего на сковороде мяса, стук ножа о разделочную доску, ток-ток-ток-ток, обрывки разговоров поваров, пение поп-звезды Mỹ Tâm, доносящееся из колонок переносного радио: “Họa mi hot giũa bầu tròi xanh, họa mi long lanh chào ngày moi”… Михал поставил перед ним тарелку с бань-куон, запах еды был такой интенсивный, такой богатый, что дух захватывало. Разумеется, этого блюда в меню не было, да и зачем.

– Спасибо. – Янек положил на стол банкноту в двадцать злотых.

– Убери.

– Возьми.

– Янек, не дури. Я знаю, что у тебя сложное время, так позволь мне хотя бы…

– Сдачи не нужно.

Михал пожал плечами и вернулся в кухню. Янек сел за стол, подцепил палочками тонкий, как бумага, слой рисового теста. Вкус такой же отменный, как и запах. В точности как он запомнил. Он ел быстро, жадно, чавкая и хлюпая носом.

Звякнул звонок над входом, и на пороге появилась Мартына: высокая, без косметики, пепельные волосы, небрежно стянутые резинкой. Янек быстро вытер рот бумажной салфеткой, помахал ей. Она сняла куртку, села к нему за стол. Беременность была уже заметна, округлившийся животик натягивал рубашку. Янек почувствовал укол зависти, но быстро подавил его. “Ребенок или нет, – подумал он, – что это меняет? Ничего”.

– Спасибо, что пришла, – сказал он.

– Чего не сделаешь для друзей.

– Будешь что-нибудь?

– Только не говори при мне о еде, – скривилась Мартына. – Знаешь, сколько раз я сегодня блевала?

– Не знаю.

– Угадай.

– Пять?

– Девять. Прости, можешь отодвинуть подальше эту тарелку?

– Конечно. – Янек переставил недоеденный бань-куон на соседний столик; палочки скатились с тарелки на пол. – Мы вообще можем пойти в какое-нибудь другое место, как скажешь… Куда-нибудь, где меньше запахов.

– Не, нормально, как-нибудь справлюсь, – отказалась она, хотя Янек видел, что Мартына с трудом сглатывает слюну. – Как ты? Держишься?

– Прекрасно.

– Врешь ведь.

– Ну ладно, раскусила, – вздохнул Янек. – Не прекрасно.

– Мы тут с парнями обсуждали, что можно сделать в твоей ситуации… Но, черт, Янек, все совсем хреново. Я хотела даже скандал устроить, но ты же понимаешь, ребенок…

– Ты не должна мне ничего объяснять, – он прервал ее, но вежливо, не повышая голоса. – Принесла, что я просил?

– Принесла, принесла, но прежде чем я отдам тебе диск… Янек, ты точно знаешь, что делаешь?

– Можно и так сказать.

– Можно и так сказать? – Голос у нее был язвительный.

– Ага. Но я знаю кое-что другое.

– Да? И что же?

– Я знаю, зачем я это делаю, – сказал он, наклоняясь над столиком. – И пока мне этого достаточно.

– Ладно, я не хотела тебе этого говорить, но, блин, Янек, ты сам…

Снова звякнул звонок, дверь с треском ударилась о стену. В бар вошли двое: лет двадцать на вид, бритые головы, толстовки с капюшонами. От них несло куревом и пивом, глаза бегали. Михал вышел из кухни. По его лицу пробежала гримаса, которую он быстро спрятал под улыбкой.

– Что желаете? – спросил он. “Тихо, – подумал Янек, – слишком тихо. Они слышат, что он их боится, а это их только раззадорит”.

– Слышь, Себа, а чё мы ваще будем? – спросил первый, с неумелой татуировкой на руке.

– Кебаб давай.

– Очень жаль, но в нашем меню такого блюда нет.

– Чё, бля?

– Мне очень жаль, – ответил Михал, опуская взгляд, – но у нас нет такого блюда…

– Рот закрой, узкоглазый, и давай сюда кебаб, бля!

– У нас нет.

– Чё, бля, значит, нет? Чего, бля, у вас нет, ты, мудила узкоглазый?

Мартына потянулась к сумке. Янек поймал ее руку.

– Я сам, – прошептал он.

– Но…

– Никаких но. Ты беременна. Сиди.

Янек медленно встал из-за стола, расстегнул куртку.

– Если я те, сука, говорю, сделай мне гребаный кебаб, – продолжал гопник, – значит, ты, сука, сделаешь мне этот гребаный кебаб, ясно?

– Я…

– Рот закрой, педрила китаёзная!

– Вон отсюда, – сказал Янек. Громко, но не переходя на крик. Лысые чуваки обернулись в его сторону. Они не были в бешенстве, не были в ярости. В их глазах бегали веселые искорки.

– А ты чего, сука, лезешь? А?

– А мы ему свиданьице портим. Гляди, блядину какую-то притащил, живот ей надул.

– Что, сучка, надоели тебе белые мужики, а? Желтенького хера захотелось? Чё, не знаешь, что у нас-то побольше? Может, тебе, сука, показать, а?

– Считаю до пяти, – произнес Янек.

– О, смотри, он считать умеет. Интересно как. Может, так: у, у, у, у, у! – Гопник завыл, как обезьяна, а потом заржал.

– Раз…

– И что ты нам сделаешь, а? Кун-фу панда покажешь? Кийя-я-я! – Себа разрубил воздух выпрямленной рукой. – Ха, ха, ха!

– Два…

– Я тебе, сука, покажу два, погоди у меня…

Себа выхватил из кармана складной нож и раскрыл его одним ловким движением. Лезвие было небольшое, четыре-пять сантиметров. Но его длины было достаточно, чтобы пройти сквозь ребра. Достаточно, чтобы убить.

– Три… – продолжал считать Янек, ни на секунду быстрее, ни на децибел громче. Он отодвинул полу куртки, обнажив кобуру с пистолетом.

– Ебать, Себа, у него там пушка!

– Да я сам вижу!

– Четыре… – Янек достал пистолет, медленно, театральным жестом снял его с предохранителя.