Выбрать волю

Обида и тревога, перемучавшись, переплавились в отчаяние.

Грэхард заперся в своих покоях и запил.

Ну да. Трофейные марианские клинки он уже сломал – они для спускания пара были более непригодны. Трофейный либерийский фарфор перебил – тоже не подходит. Оставалось только заблевать трофейный марианский ковёр. Чтобы для полного комплекта.

Вот уж правда: если вы – смелый завоеватель и сильный правитель, это ещё не гарантирует того, что вы сумеете состояться в сфере простых человеческих отношений. И порою вам только и остаётся, что гнуть клинки, бить фарфор или… пить.

Последнее, к слову, было в высшей степени нетипично.

Обычно все свои проблемы такого рода владыка решал тотальным погружением в работу, а не самоустранением от всех дел. И уж тем паче он не привык топить боль в спиртном – перед глазами у него с детства стоял отвратительный пример отца, который в пьяном виде творил вещи совершенно немыслимые.

Хуже всего было то, что некому теперь было вытащить его из такого состояния, ведь единственный человек, который имел к нему подход, как раз и покинул его. Ни стража, ни сановники, ни даже мать не решались вступить в его покои – хотя княгиня и проявила некоторую настойчивость в этом вопросе, и в итоге еле успела увернуться от пустой бутылки.

Именно княгине и пришла в голову мысль обратиться к Эсне.

Отменить свой приказ о её затворе Грэхард, во всяком случае, успел.

Выслушав непривычно взволнованную княгиню – та так сжимала пальцы, что, казалось, сама себе их сломает, – Эсна кивнула и отправилась осуществлять свою великую миссию по сдерживанию разрушительных наклонностей владыки Ньона.

Было ли ей страшно?

Очень.

Сомневалась ли она хоть каплю?

Нет.

Она приняла своё решение, и теперь претворяла его в жизнь спокойно и последовательно.

В покои её запустили без вопросов – стражники чрезвычайно обрадовались, что хоть кто-то займётся этой ощутимой проблемой.

Грэхард обнаружился в спальне. В совершенно невменяемом виде – грязный, помятый и опухший – он валялся на кровати в обнимку с полупустой бутылкой.

С порога в нос Эсне ударил отвратительный смрад, который обычно сопутствует многодневным попойкам.

– Да как ты тут дышишь! – с досадой воскликнула она и бросилась открывать все окна.

Осенний сильный ветер ворвался внутрь, грозно снося занавески.

Ещё не очень пьяный Грэхард сфокусировал взгляд на жене и вяло упрекнул:

– Я тут простужен, вообще-то.

Простуда такого рода должна была давно пройти. Но без Дерека, который вовремя приносил бы соответствующие отвары и следил бы за тем, чтобы они были выпиты, без его суровых требований «непременно надеть на ночь шерстяные носки», без вовремя поданного шарфа, без слежки за тем, чтобы на пути владыки не встречались сквозняки… в общем, без всех этих мелких забот простуда задержалась, поскольку сам о себе Грэхард заботиться не умел.

Эсна смерила его возмущённым взглядом, подошла и отобрала бутылку. Он не стал противиться и отдал.

Говорят, что сдержанные люди во хмелю становятся буйными, а вот буйные, наоборот, утихают. Наверно, это не самое достоверное замечание на свете, но в случае с Грэхардом оно работало прекрасно: опьянев, он становился грустным и тихим.

– Эсна… – мучительно позвал он, поднимая на раздражённую супругу взгляд побитой собаки. – Почему вы все меня ненавидите?

Та слегка опешила: к таким метаморфозам она готова не была. Ей скорее думалось, что пьяный Грэхард – это уже запредельно опасное существо. Уж если он при полном разуме громит мебель, орёт и распускает кулаки, то во хмелю должен и вообще перейти в боевой режим берсерка и уничтожать всё, что увидит!

Нет, наблюдать его таким жалким, поникшим и безобидным было слишком неожиданно и дико. Она откровенно растерялась. Все мысли о Великий Миссии по спасению Ньона от нрава его владыки у неё из головы вылетели. Остался лишь сидящий перед ней человек, которому было плохо.

– За что вы меня так ненавидите? – продолжил, меж тем, жаловаться он с таким искренним страданием в голосе, что сердце её дрогнуло.

Она присела рядом на его кровать и, преодолевая отвращение – пахло от него весьма характерно, – обняла.

Он незамедлительно уткнулся лицом ей в грудь и… заплакал.

Эсна застыла, размышляя скорее о том, какой отдачи ей ждать после того, как он очнётся и придёт в себя.

«Ну, не убьёт же он меня…» – с сомнением подумала она, подозревая, что после такого может и убить.

Пожалуй, она была недалека от истины: скорее всего, Грэхард и вообще плакал впервые в жизни – и уж точно он не захотел бы иметь живых свидетелей такого позора.

Но сейчас его откровенно развезло. Психика имеет привычку весьма изощрённо мстить за проведённые над ней издевательства, а Грэхард так часто злоупотреблял тем, что решал проблемы внутри своей головы просто волевым усилием, что… это должно было рано или поздно прорвать.

– Ну что же ты… – попыталась сказать что-то утешительное Эсна, осторожно гладя его по грязным волосам, мало того, что сальным, так ещё и запачканным не пойми в чём.

Он поднял на неё красные измученные глаза.