Что касается компьютерных технологий, то все современные машины, которые теперь стоят в каждом офисе и в каждом втором доме в Америке, построены на так называемой архитектуре фон Неймана. Все они – примеры функциональной организации, предложенной и исследованной фон Нейманом. В основе этой организации лежит последовательная «программа», которая хранится в модифицируемой «памяти» машины и определяет природу и порядок основных шагов, выполняемых «центральным процессором» в ходе вычислений. В настоящей работе фон Нейман предлагает краткое, но четкое обоснование такой организации, хотя он говорит о «коде», тогда как сейчас мы говорим о «программах»; он говорит о «полных кодах» и «сокращенных кодах», а мы – о «программах на машинном языке» и «языках программирования высокого уровня». Но изменились только слова и частота тактовых импульсов. Джон фон Нейман узнал бы свою архитектуру в любой машине, существующей сегодня, – от органайзеров Palm Pilot,[5]
играющих в покер, до суперкомпьютеров, моделирующих процессы образования галактик.Ситуация, сложившаяся вокруг эмпирической нейронауки, сложнее, но вместе с тем гораздо интереснее. Прежде всего необходимо сказать, что в некоторых нейронауках (нейроанатомии, нейрофизиологии, возрастной нейробиологии и когнитивной нейробиологии) достигнут значительный прогресс. И здесь кропотливые исследования длиной в полвека породили совершенно новую науку. Благодаря новейшим экспериментальным методам (таким, как электронная и конфокальная микроскопия, фиксация потенциала, электро- и магнитоэнцефалография, компьютерная томография, позитронно-эмиссионная томография и магнитно-резонансная томография) сегодня мы имеем гораздо лучшее представление о волокнистой микроструктуре мозга, электрохимическом поведении его микроскопических частей и общих механизмах его функционирования при различных видах познавательной деятельности. Несмотря на то что мозг по-прежнему хранит много тайн, он уже не является «черным ящиком», каковым представлялся когда-то.
Как ни странно, начиная с 1950-х годов и вплоть до настоящего времени эти две родственные науки, одна из которых посвящена изучению
Хотя в каждой из этих наук еще предстоит открыть много нового, ни одна не внесла сколь-нибудь существенного вклада в изучение предмета другой. Несмотря на кажущееся совпадение – исследование когнитивных и вычислительных процессов, – они развивались параллельно; каждая добилась потрясающих успехов самостоятельно, без всякой помощи со стороны «сестры». Но почему?
Пожалуй, самый частый ответ, который можно услышать, заключается в том, что по своей физической организации и вычислительной стратегии биологический мозг очень отличается от архитектуры фон Неймана, используемой в стандартных вычислительных машинах. В течение почти пятидесяти лет две сестринские науки фактически занимались изучением принципиально разных предметов. А потому и неудивительно, что они развивались в значительной независимости друг от друга.
Вышеупомянутый ответ по-прежнему остается спорным и в дальнейшем вполне может оказаться ошибочным. Однако он лежит в основе текущих дискуссий о том, каким именно образом биологический мозг творит свои многочисленные познавательные чудеса и как лучше всего подходить к конструированию различных форм искусственного интеллекта. Должны ли мы проигнорировать очевидные ограничения биологических систем (ограничения, в основном касающиеся скорости и надежности) и сосредоточиться на ослепительном потенциале электронных систем – систем, которые даже с архитектурой фон Неймана могут выполнять или симулировать любые вычислительные операции? Или вместо этого лучше имитировать организацию, свойственную мозгу насекомых, рыб, птиц и млекопитающих? Если да, то что это за организация? Чем она отличается от того, что происходит в наших искусственных машинах?