— Довольно злобный, — усмехается гробовщица. — Давай не будем тратить время, Алиса. — Она начинает поглаживать когтями металлические инструменты на столах. — Ты оказалась достаточно умной, чтобы найти послание с маффином, и гораздо умнее, чтобы понять, что все жертвы жирдяи. — Он склоняет голову набок, когда я бросаю взгляд на молоток, прислоненный к стене за столами. Для чего в морге нужен молоток? — Вижу, что ты и Пиллар не воспользовались мудро подсказками, которые я для вас оставил. — Не смотря на то, что он говорил женским голосом, это лишь придавало ему зловещий оттенок. Что-то, что не подвластно объяснению. Что — такое, что могут порождать лишь кошмары. — Так вот моя последняя подсказка. — Он поднимает руку в воздух, средний и большой палец расположены довольно близко друг к другу, он словно вот-вот щелкнет ими. — Ты готова к моей главной подсказке, Алиса?
— Да. — Я бы согласилась на все что — угодно, лишь бы подобраться поближе к молотку. Мне нужно хоть какое-нибудь оружие.
Чешир щелкает пальцами, и несколько тел справа и слева от него оживают. Они резко садятся и ухмыляются на меня. Четверо слева от него. Четверо справа. Я застываю на месте.
Я только-только узнала, как расправляться с психами…, кем-то кроме себя, с этим еще можно поспорить. Но я не готова столкнуться с живыми мертвецами. Это за гранью абсурда. Почему эти восемь тел ожили?
— Ты не знала, что я могу обладать девятью жизнями одновременно? — Смеется она, хватая со стола инструменты, похожие на вилки. Что она собирается делать, разрезать их? — Я даже могу обладать ими, когда они мертвы. Как круто, да? — Кажется, Чешир перешел на свой жаргон. — Давай потанцуем, Алиса. Давай потанцуем.
Как бы мне сейчас хотелось оказаться сумасшедшей. Этого просто не может быть.
Два инструмента в руках Чешира используются крайне необычным способом. Такого я не ожидала.
Он взмахивает ими на тела, словно дирижер, управляя музыкантами оркестра. По сигналу, восемь оживших трупов на столе начинают исполнять нечто вроде мелодии.
Я морщусь, смущенная, озадаченная и подавленная, наблюдая, как первая безголовая покойница берет свою голову. Она прилепляет ее к шее и начинает петь:
Покойник размахивает своей головой вправо и влево, когда говорит «Пекаря», словно счастливое дитя в школьном хоре. Голова в руках поворачивается в сторону следующего трупа, передавая эстафету ему.
Третий труп, с неправильно повернутой головой на шее, по-прежнему довольно пригодной для пения с губами шиворот-навыворот:
Он повторяет фразу, выгибая бровь на четвертое тело… лежащее внизу, конечно же. Четвертый покойник не относится к Арбузным преступлениям. Какая — то старушка с целой головой, около семидесяти, одетая в большой белый поварской колпак. Ее лицо в ожогах… должно быть, она умерла в печи. Старушка заканчивает песенку хриплым, но тихим голосом.
Чешир бросил на меня взгляд. Также сделали и другие четверо трупов справа от него.
— Еще раз. — Чешир взмахивает вилками. — И с чувством.
В унисон они все запели еще раз:
Пекаря, Пекаря?
А ты знаешь Пекаря?
Что живет на Друри Лейн?
Следуя руководству Чешира, они заканчивают пение двойным хлопком окровавленными ладонями. А затем они повторяют ее еще раз. Громче.
Я обхватываю голову обеими руками и подумываю над тем, чтобы закричать. Я знаю, что крик редко помогает решению проблем. Если во всем этом кроется какая-то подсказка, то я ее не понимаю. Если Чешир намерен свести меня с ума, то он проделал исключительную работу. Если ничего из этого не происходит на самом деле, и я всего лишь воображаю себе все это, то я лучше предпочту сеанс шоковой терапии в Мухоморне, чем пение покойников в морге. Я ощущаю себя Алисой из книги, падая в бесконечную кроличью нору, где падение не прекратится никогда.
Пока они продолжают петь, желание ударить Чешира усиливается во мне. Я делаю шаг вперед и подбираю молоток, руки дрожат. Я хочу ударить им Чешира, чтобы безумие прекратилось. Это на меня не похоже, но я запуталась. Давление слишком велико. И их голоса через чур громкие. Все это заходит слишком далеко.
Я поднимаю молоток в воздух и подбираюсь к нему поближе. Он не двигается. Его ухмылка становится шире.