Вопрос был, конечно, любопытный. Отпуская Кирьякова, Лелюхин как-то упустил из виду, что его приятель может не явиться. Найдет себе дела интереснее, чем трясти француза. Может, из Пресненского участка его перехватили. Судя по записке, застрянет там надолго. До вечера – точно. И как потом выкручиваться перед Эфенбахом? К тому же французским Лелюхин владел настолько, чтобы вечно читать одну и ту же страницу романа.
– Будем действовать по обстановке, – наконец ответил он, более рассчитывая на сыскной авось. От прочих авосей полицейский отличался тем, что не только выручал от обер-полицмейстера, но и выводил из безнадежных ситуаций. – Придет Пушкин, никуда не денется…
Слова в который раз показали свою магическую силу. О чем хотелось бы произнести короткую речь, страниц на тридцать, но оставим на следующий раз. Короче говоря, в приемную часть вошел Пушкин. Был он не в привычном отрешенном настроении, деловит и собран.
– Иван Андреевич, хорошо, что вы здесь, – без лишних приветствий обратился он к Актаеву. – За французом с приезда ходите?
– Так точно, веду…
– Вчера днем месье заходил в контору страхового общества «Стабильность», что на Новинском бульваре?
– Так точно, – ответил Актаев, сраженный такой прозорливостью. – Господину Эфенбаху сегодня доложил…
– Долго пробыл?
– Не сказать… Полчаса…
– Господин в бородке и английском пиджаке вышел его провожать?
– Месье один ушел… Довольный, аж посвистывал…
– Проживает в «Лоскутной»?
– Нет, в «Билло»…
Слушая расспрос, Лелюхин не мог понять, с какой стати Пушкину вдруг понадобился француз. Про него и слова не было, когда обсуждали убийства вдовы Ферапонтовой и страховщика. Откуда взялся? О чем Василий Яковлевич спросил напрямик:
– Тебе, Алеша, зачем он сдался?
– Задать вопросы, – как всегда точно и бесполезно ответил Пушкин.
– Ну, так тебе и карты в руки. Наш раздражайший полководец тебе велел их выдать. Бери, играй! А мы с Васей рядышком побудем. Мало ли что…
Подобные ребусы Пушкин разгадывал на лету:
– Эфенбах приказал задержать месье Жано?
Лелюхин выразительно скривился.
– Ну зачем такие грубости… Из подданного Французской Республики велено всего-навсего вытрясти все, что можно: кто таков, зачем по Москве рыщет, с кем встречается… Ну и тому подобное. Сам понимаешь…
– Где и когда встреча? – обратился Пушкин к Актаеву.
– Через три часа в «Славянском базаре»… Он с молодым человеком будет иметь тет-а-тет…
Не интересуясь подробностями, Пушкин направился к выходу. Что очень не понравилось Лелюхину.
– Алексей, ты куда это собрался? – строго спросил он.
– В адресный стол.
– Подожди, успеешь, – Лелюхин помахал листком. – Тебе из 1-го Пресненского прислали.
Сообщение Пушкин прочел. На лице его не дрогнула даже ресничка. Как будто ничего удивительного не сообщалось. А так, обычная скука…
– Когда прислали? – спросил он, пряча записку в карман.
– Еще утром… Городовой взмыленный прибежал, тебя желал видеть срочно…
Казенные часы показывали, что в запасе имеется целых два часа и еще сорок пять минут.
– Василий Яковлевич, отправляйтесь вдвоем, без меня, в «Славянский базар», – сказал Пушкин, а на возмущенную мимику Лелюхина добавил: – Буду к сроку.
И подхватив пальто, которое не успело отдохнуть на вешалке, побежал вниз.
– Учись, Ванечка, как надо службу сыскную нести, – сказал Василий Яковлевич, чтобы подбодрить молодого. – Глаза горят, хвост трубой, весь в мыле.
Актаев не слишком спешил брать пример: три дня назад он видел совсем другого Пушкина – ленивого и сонного. И откуда что взялось.
– Не опоздал бы…
– Кто, Пушкин? Я же тебе сказал: придет. И вот – пришел… Не сомневайся в Пушкине, как в себе.
Вот в себе Актаев как раз и сомневался: не приходилось ему задерживать человека на улице. В ресторане – тем более. Что оставалось? Он тоже понадеялся на полицейский авось.
В тревожном ожидании месье Жано вышел из гостиницы. До встречи оставалось слишком много времени. Он отправился гулять по Москве.
В Ницце привычно было видеть состоятельных русских господ, с большими семьями и прислугой. Они мало чем отличались от обычных французов. Разве что любовью к игре в рулетку. Русские за границей говорили почти чисто по-французски, любили французскую кухню, восхищались французской литературой. О России вспоминали, как о доме, в который иногда надо возвращаться, но лучше жить подальше от него. Месье Жано думал, что все русские такие. Только попав в Москву, он обнаружил, как сильно ошибался.
В этом городе ему открылся совершенно другой мир, ни на что не похожий. На одной улице была чудовищная бедность, нищие на паперти церквей, оборванные детишки. А на соседней – резные дома-красавцы с богатыми витринами.