Выгодный риск

Тут вразнос торговали какой-то жуткой дрянью, называемой сбитнем, а рядом – великолепные рестораны с ловкими официантами. Месье Жано видел баб, черных лицами, замотанных в платки, а рядом – редких красавиц, одетых по последней европейской моде. А еще вездесущие городовые, безумная езда на санях, запряженных тройками, пьяные, которые падали на тротуар, и через них равнодушно переступали. Бойкие торговцы пирожками, лаптями, плетеными корзинами, ложками, шапками рядом с модными магазинами Кузнецкого моста, которые могли конкурировать с салонами Парижа. И все это смешано, перемешано, наверчено и склеено какой-то невероятной силой, от которой нет спасения.

Больше всего месье Жано изумляли русские традиции. Он видел на замерзшем пруду, который называли Патриаршим, как юноши, скинув форменные тужурки, разделились на два отряда и стали колошматить друг друга до крови. На эту драку с усмешкой посматривал городовой, приговаривая: «Ишь, разошлись студентики нынче». Самое непостижимое для месье Жано состояло в том, что после драки студенты обнимались с недавними врагами, троекратно целовались и просили прощения.

Он понял, что в России просить прощение – какая-то безграничная традиция. На улице человек встречал знакомого, и повторялось то же самое: поцелуи и взаимные просьбы о прощении. Месье Жано владел языком не слишком, но был уверен, что оба просят простить «прегрешения вольные и невольные», хотя точно не знал, что такое «вольные и невольные».

Если традиции есть блины и целоваться были хоть как-то объяснимы, то одну картину месье Жано не мог понять никак.

Навстречу ему шла толпа мужиков в одинаковых шинелях. Ноги в рваных обмотках были скованы цепью. Цепи были и на руках. Толпу вели солдаты, вооруженные винтовками со штыками. Месье Жано сразу понял: каторжники. Преступники, душегубы, убийцы. Отбросы общества. Не заслуживающие даже презрения. По какой-то неведомой причине колонна арестантов встала. Откуда ни возьмись, подъехала телега, на которой возвышалась гора одинаковых узелков. С телеги спрыгнул господин в собольей шубе, схватил охапку узелков, ткнул одному арестанту в первом ряду и стал раздавать дальше. Караульные взирали на это с полным спокойствием.

Дальше случилось совсем странное. Со всех сторон к арестантам сбегались бабы, совали им кто краюху хлеба, кто стопку блинов, кто тарелку с пирожками, а кто-то поделился сахарной головой. Арестанты низко кланялись, просили прощения, бабы порывисто обнимали их, целовали и отбегали. Ни один конвойный пальцем не пошевелил, чтобы прекратить безобразие. Их командир, офицер, отошел в сторону, закурил и наблюдал с таким равнодушием, будто арестанты поручены не его попечению. Докурив, он встал во главе колонны, отдал краткую команду и пошел вперед. Колонна и конвоиры двинулись за ним.

Ничего подобного месье Жано не видел. Во Франции в каторжников летят конский навоз и гнилые фрукты. Мальчишки бегут и дразнят их. Никому и в голову не придет угощать преступников багетом. Не хватало еще открыть шампанское. В Москве все было наоборот. Как будто мир вывернулся наизнанку, и месье Жано оказался в другом измерении. Он еще не понял, какие чувства, кроме удивления, вызывает у него Россия: неприязни не было, но и влюбиться пока еще не был готов.

Познавательная прогулка вывела его к Красной площади, на которой кипел масленичный базар, где катались с ледяной горки и поглощали невозможное количество блинов. Месье Жано свернул на Никольскую улицу и вскоре входил в знаменитый ресторан «Славянский базар». Как ни старался он убить время, но пришел слишком рано. До намеченного оставалось не меньше часа.

Месье Жано решил ознакомиться с меню, которое подал изящно завитый официант в косоворотке голубого шелка. Выбор блюд поражал разнообразием. И блинами. Он подумал, что побывать в Москве и не поесть настоящей икры – вот преступление.

• 57 •

Пристав Носков терпеливо сносил от доктора боль. В обычном положении вещей доктор лечит больного. Вот только пристав не был болен, а Австидийский не собирался его исцелять. Напротив, старался сделать так, чтобы полицейский ощутил страх и трепет.

С той минуты, как оказался в участке, доктор встрепенулся, осмелел и перешел в наступление. Он старательно перечислял, какие неприятности устроит. Как лично пойдет на прием к обер-полицмейстеру, чтобы господин Власовский узнал, какие глупейшие приставы у него служат. Но это только начало. Затем Австидийский напишет жалобу прокурору, в которой подробно и в красках распишет, какое самоуправство чинил пристав. Но и это еще не все. После донесения властям доктор отправится в газету, где служит знакомый репортер, и расскажет, как некий пристав N. всю ночь держал его с трупом в кабинете, а потом в цепях отвел в участок. Безо всякой вины, а лишь по своеволию… Фельетон выйдет такой, что сам генерал-губернатор в гнев придет. В общем, если невинного и честного господина Австидийского немедленно не отпустят, с жалобой до царя дойдет. Ему терять нечего…