Выгон

Поднимаю голову над водой – я заплыла так далеко, что екает в груди. Под водой теряешь чувство времени, расстояния и направления. Не могу сказать, как долго я пробыла в воде. Из-за преломления света предметы кажутся больше и ближе. Звук передается быстрее. Все эти искажения влияют и на координацию. Пытаюсь поднять ракушку, но лишь неуклюже шарю рукой в воде.

Я быстро принимаю этот мир как свою новую реальность. Колышущиеся водоросли отражаются на внутренней поверхности водной глади – это теперь мое новое небо. День стоит серый, облачный. На минуту всплываю на поверхность, и сразу же тянет назад, в подводный мир: он больше и ярче. Выпрямляясь, чувствую, что в гидрокостюме я непобедима, я могу гулять в крапиве и переходить вброд озера. Дома я стягиваю костюм, как селки – кожу.

Анна всё выкладывает новые фотографии: морские ежи, морские скорпионы, пинагоровые рыбы, семиконечные морские звезды. Она надеется наткнуться на осьминога или даже морского конька, которого на Оркни не видели более ста пятидесяти лет. Анна часто плавает в Скапа-Флоу. По ее словам, и в воде, и на дне там так много существ, что чувствуешь себя как в аквариуме. Мне хочется узнать и увидеть как можно больше. Море богаче земли, и любой самый маленький его участок состоит из множества слоев; когда открываешь для себя подводное плавание, Оркни словно становится в разы больше. «Оркнейские леса находятся под водой», как говорил мне приятель по клубу «Полярные медведи» Сэм.

Существует около миллиона морских животных, и еще сотни тысяч ученым лишь предстоит открыть. Если на Оркни заметят редкую птицу, сюда сразу же примчится множество людей, но вот о подводной жизни мы по-прежнему многого не знаем. Государственные меры по созданию морских заповедных зон всё еще разрабатываются, постоянно совершаются новые открытия. Так, в водах у Восточного Мейнленда недавно обнаружили загадочное «существо, похожее на рыбу, без лица и без мозга».

Папейский моряк Дуглас круглый год почти каждый день выходит в море на своей лодке «Рассветный урожай», устанавливает ловушки на дне вокруг острова, а потом собирает оттуда лобстеров и крабов, которых затем продает на фабрику морепродуктов на Уэстрее. Когда-то на Папее было три рыболовные лодки, а еще раньше почти у каждого фермера была своя небольшая лодка, чтобы и разнообразить питание, и немного подвысить свой скромный доход.

Дуглас видел не только малых полосатиков, северных гладких китов и косаток, но еще и луну-рыбу – огромную, круглую, размером с колесо трактора, со спинным плавником, торчащим над водой. Дуглас рассказывает мне, как на Уэстрее рыбаки вытащили запутавшуюся в рыболовной леске тропическую черепаху. Рассказывает, как олуши охотились за пластмассовым ожерельем, ныряли в воду, пытались пролезть в дыры в упаковке от жестянок. Однажды Дуглас спас кайру, которая попала в ловушку на дне моря, на глубине пятидесяти пяти метров.

Анна ни разу не видела осьминога, но Дуглас подтверждает, что они тут есть. Осьминог может специально залезть в ловушку, когда охотится, и ужалить крабов ядом, который проникает в их тело прямо сквозь панцирь. Осьминоги достаточно сообразительны, чтобы залезть в ловушку раньше Дугласа, съесть крабов, а потом смотаться, оставив Дугласу лишь панцири.

⁂

Летом я ходила в один из немногочисленных оркнейских лесов искать летучих мышей. У меня с собой был специальный детектор, конвертирующий их эхолокационные сигналы в звук, который способен воспринимать человек. Вообще в мире гораздо больше измерений, чем я раньше думала: частоты, которые мы обычно не слышим, ареалы обитания, где не можем дышать… Так интересно попасть в эти новые измерения, провести в них хоть немного времени.

Я читала, что чувств у нас, возможно, больше пяти. Например, в коже есть некие рецепторы тепла: мы знаем, что предмет теплый, не прикасаясь к нему, а еще каким-то образом умеем определять, что находимся вверх ногами.

Когда я только приехала на Папей, мне нравилось думать, что, пожив здесь какое-то время и обойдя побережье, я познакомлюсь с целым островом и всеми его жителями. Маленькие острова узнать проще, чем города, и я думала, что смогу полностью понять Папей. Однако теперь я ознакомилась с «парадоксом побережья», который объясняет, что точно измерить длину побережья, в сущности, невозможно. Чем более подробную шкалу используют, тем длиннее становится побережье, ведь оно фрактально, оно дробится на все эти заливы, трещины, выступы и горки размером от нескольких миллиметров до сотен километров. Поэтому данные о протяженности побережья Оркни и разнятся так сильно, поэтому чем дольше я остаюсь на Папее, тем больше открытий мне предстоит совершить. Это и завораживает, и пугает меня.

На собраниях Анонимных Алкоголиков люди, которые дольше меня воздерживаются от спиртного, говорили, что самые приятные аспекты новой жизни – это как раз те, которых они раньше и не представляли, те, что новичку не объяснить. Они говорили: ты думаешь, что хочешь одного, но вполне может оказаться, что по-настоящему тебе нужно совсем другое.