Выйти из боя

Рассказывал Николай Николаевич плохо. То ли спутал пятиклассников с подготовительной группой детского сада (собственно, они не так уж и отличались), то ли просто не был хорошим рассказчиком. Класс впал в привычное школьное оцепенение. Катя раздумывала о том, как же это воевать в заснеженном поле в лютый мороз? Замерзнешь же мигом. Кузин ковырял в носу карандашом, — очевидно, конспектировал термин «мы окопались насмерть». Остальные развлекались мечтами о каникулах. Только Леночка Щукина, сидящая рядом с классной, дисциплинированно пялилась сквозь ветерана в плохо протертую доску.

Наконец Николай Николаевич изнемог и закончил:

— …Ну, а уж отбросив фашиста от Москвы, мы его гнали до самого вражеского логова — до Берлина!

«Угу. Безостановочно и с криками „Ура!“».

Обрадованная Екатерина Максимовна подскочила:

— Спасибо, дорогой Николай Николаевич, за интересный и познавательный рассказ. Вот так, ребята, ровно тридцать четыре года назад начался разгром немцев под Москвой.

Класс очнулся и с энтузиазмом зааплодировал. Всем хотелось домой.

Екатерина Максимовна одобрительно кивнула и поинтересовалась:

— Может быть, у кого-нибудь будут вопросы?

Леночка Щукина подскочила и заученно пропищала:

— Николай Николаевич, скажите, пожалуйста, где вы начали войну и где закончили?

Ветеран показал пальцем на медаль:

— Закончил я войну под Берлином. Там, у зоопарка, меня в последний раз ранило. А начал я войну, ребята, аж двадцать второго июня. Наша дивизия входила в состав 8-го мехкорпуса. Так что, можно считать, приняли мы бой в самый первый день войны.

Опа! Вот тебе на!

Катя-Катрин подскочила, потом вспомнила и вытянула руку:

— Товарищ Николай Николаевич… Тьфу, Николай Николаевич, а вы в то время где служили? Случайно не в 34-й танковой дивизии? 64-й танковый полк не знаете?

— Знаю, — с удовольствием сказал ветеран, глядя на любознательную девчонку. — Служил я в 12-м отдельном зенитно-артиллерийском дивизионе, во взводе связи. Так что в 64-м танковом неоднократно бывал по делам службы. Знал лично его командира, Героя Советского Союза подполковника Васько. Слыхали про такого?

— Как же, — поспешно пробормотала Катрин. — Товарищ старший лейтенант, если вы из 12-го зенитного… Ваши батареи прорыв 2-й Ударной группы прикрывали?

— Не только прикрывали, но и непосредственно вошли в прорыв в составе Ударной группы. Между прочим, я в этой операции принимал личное участие. Мы тогда в Люблин прорвались. К сожалению, о той операции мало кто знает. А мы ведь фрицев до конца сентября держали. Считайте, целую немецкую армию на себя оттянули. А у тебя, девочка, в 8-м мехкорпусе кто-то из родственников воевал?

— Бабушка, — пробормотала Катрин.

— Бабушка? — изумился Николай Николаевич. — У нас женщин, считайте, и не было. Тогда армия была не то что потом. Кто в прорыв женщин брал бы? Только боевые части шли. 2-я Ударная группа — это, я вам доложу, сила была. Мало кто из тех людей в живых остался. Героическая операция была. Действительно, до последнего патрона в Люблине дрались. А как твоей бабушки фамилия?

Со всех сторон с интересом смотрели одноклассники. Екатерина Максимовна неуверенно улыбалась.

— Вы бабушку вряд ли знаете, — с трудом проговорила Катя-Катрин. — Она была прикомандирована к 64-му танковому полку. Обеспечивала подготовку прорыва, но сама на Люблин не пошла. Была такая группа под командованием танкиста лейтенанта Любимова. Я запомнила, потому что он наш однофамилец. Он у Васько тогда вроде порученца был.

— Женька Любимов?! Да я же его знаю! — ахнул Николай Николаевич. — Мы же вместе в Люблине на аэродроме в последние дни сидели.

— То есть как?! — Девочка двумя руками уцепилась за парту. — Он же в прорыв не пошел. Он после войны жив остался, я точно знаю.

— Так и я жив, — Николай Николаевич широко улыбнулся, блеснув золотыми коронками. — Мы вместе эвакуировались. Я с перебитыми ногами, а он с документами штаба. Женьку прямо на моих глазах подполковник Васько пообещал пристрелить, если тот приказ не выполнит. Это уже в последних числах августа было. Мы, считайте, чуть ли не последним самолетом, что с Люблинского аэродрома взлетел, эвакуировались. Васько тогда почти весь госпиталь вывез. Об этом тоже мало кто знает…

За окном уже стемнело. Только на гигантском скелете-стройке нового корпуса Третьяковской галереи вспыхивали синие огоньки электросварки. Екатерина Максимовна оставила ключ от класса, и девочка с Николаем Николаевичем сидели за первой партой.

— Операция была из ряда вон, — хрипловато повторил Николай Николаевич. — До сих пор не пойму, почему о ней так мало говорят. В сорок первом рейд на Люблин по всей стране гремел, боевой дух поднимал. А потом разве что между делом упомянут. У нас всегда так, — грузный мужчина посмотрел на девочку и поправился: — Нет, историки все правильно освещают, другие операции напрямую судьбу войны решали. Как говорится, каждый со своей колокольни глядит.

— Понятно, — Катька шмыгнула носом. — Война большая, про все операции не расскажут. Вот и про крымскую осаду не всегда все вспоминают. Там тоже… было.