Выход из мёртвого пространства

Группа комэска Евгения Ежова летела вдоль дороги в правом пеленге. Вдали показалась пыль: это шли автомашины удиравшего противника. Огромное количество машин. Ежов, зная, что неподалеку наши танки, решил если уж не разгромить (на это боеприпасов не хватит), то хотя бы остановить колонну. Ударами с двух самолетов была разрушена дорога впереди колонны. Создалась пробка, машины начали сбиваться в кучу. Развернувшись, группа нанесла штурмовой удар с бреющего полета. В это время другая группа, возглавляемая Тихоном Кучерябой, не обнаружив в указанном районе противника, шла на юг и тоже "напала" на скопление вражеских автомашин. Сбросив бомбы на зенитные батареи, прикрывавшие отход гитлеровцев, группа ударила по основной колонне. Разгром был полный!

Отдельная Приморская армия действовала так стремительно, а партизаны - так активно, что немцы не смогли, отступая, разрушить дворцы на Черноморском побережье. Жаль только, что не побывать в них Косте Атлеснову. Как и майору Хвостову, исполнявшему обязанности командира истребительного полка. В его эскадрилье 446-го истребительного я был оружейником. О его гибели рассказал нам Александр Журавлев, замполит:

- Андрей Олимпиевич вылетел во главе четверки. С ним были Истрашкин, Рубцов, Сонюшкин. При подходе к Судаку увидели отступающих немцев. Они сгрудились у переправы через небольшую горную речку. Хвостов дал команду: "В атаку!" Удар был точным, бомбы рвались в гуще врагов. Но тут ударили эрликоны. Иван Рубцов увидел, что самолет Хвостова круто полез вверх, а потом свалился на левое крыло и начал падать. "Прощайте..." - последний раз услышали по радио друзья голос командира, а его истребитель устремился на переправу. Столб памяти поднялся высоко над землей. Скажете, что я слишком красиво говорю? Но о подвиге и надо говорить красиво!

К 20 апреля враг занял заранее подготовленные позиции под Севастополем и перешел к обороне. Нам же нужно было подтянуть тылы, перегруппировать войска для штурма.

Немцы построили многополосные оборонительные сооружения, опиравшиеся на цепи больших и малых возвышенностей, полукольцом опоясывающих город. На этих высотах в 1941 - 1942 годах сражались воины Красной Армии и моряки Черноморского флота, фашисты еще сильнее укрепили в инженерном отношении все линии обороны под Севастополем и до предела насытили их огневыми средствами. Сапун-гора была превращена в настоящую крепость.

Наш полк перелетел на аэродром Тумай, севернее Симферополя. Оттуда мы наносили удары по врагу, поддерживали наступающую пехоту. А что же в это время делали немцы? Ведь положение у них было тупиковое. Осознавали ли они это?

Помните, я цитировал книгу командира зенитной дивизии люфтваффе Пикерта? Вот что он пишет об этой ситуации. Командование 17-й армии понимало: удержать Севастополь невозможно. Поэтому 28 апреля генерал-полковник Енеке вылетел в ставку Гитлера. Оттуда он уже не вернулся. Командующим 17-и армией был назначен бывший командир 5-го армейского корпуса генерал от инфантерии Альмендингер. Отозвали из Севастополя и командира 49-го горнострелкового корпуса генерала Конрада. Поступил приказ Гитлера: удерживать Севастополь до последней возможности. Тогда в городе, по данным Пикерта, находилось еще не меньше 70 тысяч немцев. А вот данные по его дивизии на 24 апреля. 1944 года: "Несмотря на большие потери в личном составе и в орудиях при отступлении от Керчи и Перекопа, в дивизии насчитывалось по прибытии в Севастополь 18 батарей зенитной артиллерии крупного калибра, 18 батарей орудий среднего калибра (37 мм), не считая эрликонов. Личного состава в дивизий: 250 офицеров, 7400 рядовых и унтер-офицеров".

Как видите, враг был еще силен, и зениток в наши самолеты было нацелено немало. Откровенно скажу: страшно летать меж разрывов зенитных снарядов. Только струсить - еще страшнее.

Однажды из штаба дивизии позвонили на наш КП и сообщили: "Ваша группа произвела всего лишь один штурмовой заход на позиции противника. В результате наши пехотинцы не смогли продвинуться ни на шаг". Объясню, чтобы было понятней читателям: главной задачей штурмовиков в то время была поддержка пехоты, которой доставалось больше всех.

Чувствовалось, что командир в ярости, но он подчеркнуто спокойным тоном потребовал объяснений от командира группы капитана Шкребы. Тот, на мой взгляд, довольно убедительно объяснил, что во время штурмовки над его группой прошли наши бомбардировщики, которые, как ему показалось, заходили на ту же цель. Шкреба побоялся, что "илы" попадут под их бомбы. Остальные летчики и воздушные стрелки молчали.

Соколов принял решение:

- Начальник штаба! Передайте в штаб дивизии: я поведу эту же группу сам.