Выходное пособие

Мы перенесли кровать в гостиную на первом этаже. Ей нравился утренний свет в гостиной, а деревья на заднем дворе добавляли уединенности. Ее лицо, утопающее в пуховой подушке, выглядело большим и полным из-за постоянного вынужденного бездействия. И это лицо извергало нескончаемые потоки историй, струившиеся как из разорванной артерии, и не важно, была ли я рядом с ней, был ли вообще кто-нибудь рядом. Я боялась того, что случится, когда эти истории начнут иссякать. Сначала я держалась, но потом полностью погружалась в ее рассказы.

И ее воспоминания вызывали мои собственные.

Я помню то время, когда мне было два, три, четыре года, когда мама с папой еще не уехали в США. Говорят, что таких ранних воспоминаний не бывает, память в этом возрасте еще не сформировалась. Но я помнила. Мы жили в Фучжоу. Каждое утро, когда я просыпалась, мама рассказывала мне распорядок этого дня, иногда точно такой же, как и вчера. Сначала завтрак. Потом мы пойдем на рынок. Она говорила со мной как со взрослой, хотя у меня не хватало слов, чтобы ответить. На завтрак мы ели рисовую кашу с горчицей и жареные хлебные палочки на закуску. Я должна была выпивать стакан теплого молока. Мы ехали на рынок и покупали съедобные ракушки, стручковую фасоль и бок-чой. На улицах было полно велосипедистов, я ехала на руле у мамы. Посреди толпы двое мужчин несли длинный шест, с которого свисала огромная мертвая свинья со связанными ногами.

Мы обитали в жилом комплексе для студентов университета и их семей. По вечерам они играли во дворе в бадминтон и волейбол. Они пили пиво и грызли арахис. Мама позволяла мне делать все самой и помогала, только когда я просила. Иногда у меня получалось забраться к ней на высокую кровать, а иногда нет. Тогда она подсаживала меня ровно настолько, чтобы я могла ухватиться за верх. Если она говорила, что пора спать, я лежала тихо, пока не отключалась.

В раннем детстве я была тихой и послушной, это отмечала даже мама. Я могла часами сидеть с книжкой, листая и листая страницы. Казалось, у меня не было никаких неврозов и беспокойств. Я даже не очень часто плакала. Она думала, что, наверное, я унаследовала это спокойствие от отца, но на самом деле — хотела бы я ей это сказать — я была обязана этим качеством исключительно ей. Оно было вызвано тем, как она организовывала нашу жизнь, такую надежную, постоянную и размеренную. И я искала постоянства во всем.

Потом она уехала в Америку, и меня перевезли в другой район Фучжоу, к бабушке и дедушке, которые, несмотря на самые лучшие намерения, то нянчились со мной, а то совершенно обо мне забывали. Мы жили на втором этаже трехэтажного бетонного дома, в котором, как и в большинстве домов, не было водопровода. Меня кормили, мыли и разрешали мне смотреть мыльные оперы. В остальном я была предоставлена сама себе. Дни проходили без порядка и смысла. Я играла в ниндзя с пластмассовым мечом на бетонном балконе — обычно мне не разрешали выходить на улицу. Ивы склоняли надо мной свои ветви, как мама, которая расчесывала мне волосы пальцами.

Однажды, когда мне было пять, мне удалось выйти погулять одной. Я пыталась подружиться с молодой симпатичной соседкой, женой железнодорожного проводника, которая курила около мусорных баков. Сначала она вела себя дружелюбно и участливо, но потом схватила меня за запястье и оцарапала мне руку своими длинными грязными ногтями. Выступила кровь. Услышав мои крики, на крыльцо и балконы выбежали соседи, и вскоре весь двор возмущенно обрушил на нее шквал обвинений. Что она слишком много пьет, что муж ее заядлый картежник, что она слишком много тратит на макияж и наряды и слишком мало — на домашние дела. Это было похоже на публичное побивание камнями.

— Хватит, хватит! — кричала моя бабушка, пытаясь всех утихомирить. Но крики стихли только тогда, когда муж этой женщины вернулся домой и утащил ее внутрь.

Мир за пределами балкона был истерическим, неподконтрольным. В ответ мои бабушка с дедушкой все глубже погружали меня в недра квартиры. Опираясь на газетные заголовки, бабушка выдумывала поучительные истории про похищенных детей и рассказывала мне их на ночь. Сюжет был в общих чертах таков: ребенок убежал от бабушки и дедушки, его поймали незнакомцы, больше его никто не видел. Мораль: не отделяйся от семьи. Не разговаривай с неизвестными. Оставайся дома. Будь хорошей девочкой.

В это время у меня стали случаться приступы. Я просыпалась посреди ночи, хватая ртом воздух, будто во сне меня ударила какая-то неведомая сила, сучила ногами и пронзительно кричала. Это могло продолжаться несколько минут, а могло и целый час. Такие приступы случались примерно раз в неделю; бабушка с дедушкой держали меня за ноги, пытались успокоить, обещали мне всякое. Когда это происходило, я сама хотела остановиться, но не могла: меня обуревала ярость. Когда я подросла, приступы стали реже, но полностью они прекратились, только когда мне было уже лет восемнадцать.