Вымирающие особи

Я уговорил рыбака продать нам только что пойманного хариуса, и после мы поехали ко мне домой, в Солнечный, для заключительного аккорда в симфонии русского гостеприимства. Я предложил отужинать свежей рыбой, приготовленной по традиционному бурятскому способу, называемому «сёгудай». Для аутентичности запивали сырую рыбу водкой. Спутница не осмелилась возражать, полагая, что следует освященной веками традиции. Я был очень доволен собой и тем, как был организован однодневный тур, и лишь спустя время, узнал от организаторов, что у студентки на следующий день открылась жестокая диарея, и вся дальнейшая программа ее пребывания в Иркутске полетела к чертям собачьим. Я был смущен даже не тем, как у девушки из Европы сработали рефлексы, а той разницей между моим восприятием удачно проведенного тура, и тем, как он был оценен принимающей стороной. Живая история умирающего деревянного зодчества Иркутска, артефакты жизни советского человека, оказались просто декорацией на фоне подлинной трагедии немецкой студентки, попавшей в руки неистового культуролога-любителя, волей случая, оказавшегося в эпицентре культурной катастрофы старинного сибирского городка

Работая в туризме, я невольно обогатился трагическими казусами межкультурных коммуникаций, которых хватило бы на полноценный сборник анекдотов.

Как-то привезли на базу группу японцев, вернее японок – бывших учителей, средний возраст которых был около шестидесяти пяти лет. Группа была небольшой – всего пять женщин. Одну из учительниц сопровождала дочь – хрупкая, смешливая японка, лет тридцати. Японцев, из состава работников дипломатического корпуса в Монголии, нам поставляли партнеры по линии Улан-Баторского управления железной дороги.

База была небольшой, располагалась она на семьдесят девятом километре Кругобайкальской железной дороги, в шести с половиной километрах от ближайшего очага цивилизации. Каждой туристке досталось по отдельному номеру с русской печкой, но с удобствами во дворе. Поскольку электричество на турбазе было от генератора, и свет на ночь отключали, то, на всякий случай, мы в каждом номере поставили по ведру, и эта предусмотрительность оказалась совсем не лишней.

Ужин проходил в теплой дружественной обстановке. К моему удивлению, учителя знали множество русских песен и с удовольствием их распевали за столом, настаивая на том, чтобы я солировал, но, на свою беду, я совершенно не способен к пению, и даже из «Подмосковных вечеров» мог вспомнить лишь мотив и пару строк припева. Оказалось, что все женщины просто фанатки русской музыкальной культуры. В детстве они учили русские песни и мечтали побывать на Байкале. Не обошлось даже без «Славного моря», но тут я как мог подпевал, стараясь не ударить в грязь лицом. Во время ужина женщины достала из рюкзаков по бутылке водки, и то и дело подливали себе, даже не закусывая. Они пили водку, как воду, и я начал понимать, что последствий не избежать. Пить они совсем не умели. Вскоре женщины разошлись по номерам, я отключил генератор, и база погрузилась в ночную мглу, которую подсвечивали лишь яркие звезды.

Чтобы не скучать, мы с монгольским гидом, разбили костер на берегу, и к нам присоединилась молодая японка, которая воспользовалась тем, что осталась вне родительского контроля.

Гид рассказывал мне о большой тяге японцев к русской культуре, упомянув вскользь, что монголы все-таки им ближе. Русские пугают японцев своей грубостью – сказал он, – они кажутся японцам слишком опасными для более близкого общения. Мы сидели у костра, выпивали, и японка деликатно хихикала, прикрывая рот ладошкой, согласно кивая на всякое замечание гида, хотя едва ли понимала, о чем у нас идет речь. Я попытался завязать коммуникацию напрямую, используя свой далеко не совершенный английский, и как-то, более-менее, нам удалось наладить с ней простенький разговор. За нас, впрочем, говорила сама природа. Ночь была просто волшебной. Огромное звездное небо, плещущийся у ног Байкал – мы были просто небольшой горящей точкой в этой огромной Вселенной, которая окружала нас со всех сторон. Заметив, что мы больше не нуждаемся в посреднике, гид незаметно удалился в свой номер, оставив нас одних у догорающего костра. Беседа по инерции продолжалась еще пару минут, и постепенно затихла, исчерпав себя, словно наткнувшись в темноте на невидимое препятствие. Мы вдруг одновременно потянулись губами друг к другу, и в этот момент я врезался японке лбом в лицо и раскроил ей губу так, что мы едва смогли остановить кровь, стекающую у нее по подбородку. Пока я в темноте искал аптечку, на шум прибежал гид и с осуждением смотрел на то, как я пытаюсь наложить повязку.

– Как это произошло?! – терзал его вопрос, который он задавал мне с назойливой настойчивостью.

«Как случилось так, что я подтвердил все самые худшие подозрения японцев о русских?» – злился я на собственную неуклюжесть.