Вынуждены (ЛП)

Северуса Снейпа сложно было назвать красивым мужчиной, и это не менялось ни при каких обстоятельствах. Кожа на его лице была бледной и желтоватой, нос — крупным и крючковатым, волосы — чёрными, но неухоженными, так как быстро пачкались. По натуре он был неприятным и угрюмым мужчиной, язвительным и невероятно требовательным педагогом.

«Но…»

Его тело было худощавым, но зато на нём рельефно проступали крепкие мускулы. Его обнажённая кожа действительно была бледной, но красиво светилась в лунном свете, проникающим через окно его спальни. Выразительные черты его лица были эффектными и опасными, словно у прекрасной хищной птицы, а природная волшебная сила была настолько мощной, что ощущалось, как магия буквально течёт по его венам.

За последние несколько недель Снейп показал ей ту сторону своей личности, которую, как подозревала Гермиона, мало кто удостаивался чести видеть. Директор был заботливым, вдумчивым, внимательным и невероятно храбрым. Кроме того, девушка заметила, что у него была заниженная самооценка и съедающее изнутри чувство вины, которое буквально пронизывало его сущность. Профессор открылся ей. Показал себя уязвимым. Даже сейчас, лёжа рядом с ней, он полностью завладел её руками и постарался переплести их ноги между собой. Обнимавший её мужчина казался таким нуждающимся в ком-то… и совсем не похожим на Северуса Снейпа.

«И потом, то, как он прикасался ко мне…»

Целуясь с ним, Гермиона всегда чувствовала его опытность — это было так непохоже на нежный трепет Виктора Крама или на благоговейный поцелуй Рона Уизли. Когда директор целовал её — это было властно, сильно и, как она беспомощно признавалась сама себе, — дьявольски эротично. Профессор Снейп целовал её так, словно занимался с ней любовью, и с каждым движением его губ, с каждым касанием языка у неё перехватывало дыхание. Независимо от того, как долго они целовались, когда он отрывался от неё, то всегда заставлял её желать большего.

Когда Снейп ласкал её тело и доставлял ей удовольствие, она чувствовала себя самой значимой девушкой во всём мире. Он укреплял её уверенность в себе, разжигал её тайные желания и шептал такие комплименты, подтверждающие её привлекательность, что иногда Гермионе хотелось заплакать от счастья и благодарности.

Когда Снейп кончал, и его бёдра двигались, вколачиваясь в неё вместе с оргазмом, — он полностью терял над собой контроль, и от этого зрелища невозможно было отвести глаз. Никогда прежде она не видела подобного выражения на искажённом от удовольствия лице директора. И что возбуждало Гермиону больше всего — это осознание того, что она была единственной тому причиной.

«Кроме проклятия Вожделения, глупая идиотка», — отругала она сама себя.

Её сердце ушло в пятки, потому что она только что получила ответ на вопрос, которым задавалась всё это время.

Ибо, каким бы сказочным, эротичным и чувственным всё это ни казалось, Снейп просто действовал в рамках наложенного на него проклятия. Оно было намного сильнее её собственного, потому что профессора угораздило получить от Волдеморта двойную дозу, и поэтому он сам чаще обращался к ней за облегчением симптомов. Помимо этих моментов, Снейп продолжал обращаться с ней, как со студенткой.

До тех пор, пока чары не склоняли его к осуществлению похотливых желаний, директор старался не вести себя с ней так же предвзято и надменно, как с другими, но он использовал её в своих интересах. Снейп никогда не общался с ней неформально, кроме тех случаев, когда он был вынужден обращаться к ней по имени, как, например, сегодня вечером. И, конечно же, он никогда не смотрел на неё с вожделением до того момента, пока не обострялось чёртово проклятие.

И она, как классическая малолетняя дурочка, неверно истолковала его слова. В свете своей наивности и новизны первого сексуального опыта Гермиона позволила себе спутать его поведение во время приступов Вожделения с проявлением какой-то симпатии или даже… чувств.

«О, Мерлин! Кажется, он мне нравится!»

Она позволила себе увлечься чёртовым профессором.

Рядом с ним её сердце действительно билось чаще, даже когда на неё не воздействовало проклятие. Стоило ей подумать о нём, как её трусики вскоре становились влажными, а глаза следовали за Снейпом, куда бы он ни пошёл.

Она хотела его.

Хотела… безо всякого проклятия.

Испугавшись собственных мыслей, Гермиона резко поднялась и села на кровати, сбросив с себя Снейпа, от чего он сразу же открыл глаза. Она была права, он ещё не спал. Прижав колени к груди, гриффиндорка взволнованно дышала, беспомощно уткнувшись в них лбом. Она окончательно смутилась от того, что обнаружила в глубине собственных чувств и желала немедленно покинуть эту спальню, но в то же время другая её половина хотела никогда из неё не уходить.

— Гермиона? — тихо позвал Снейп. — В чём дело?