Выпуск 2. Пьесы для небогатых театров

ВЕРА ИВАНОВНА. А как проглядела. Весь день, бывало, на работе. Что она, как? Со школы придет, все одна, ничего не знаешь. Постарше стала, заленилась, смотрю — двойки да тройки, школу стала пропускать, как вечер — так на улицу. Ну, а на улице — известно что. Мат, да курево, да пьянки. Я уж и бить пробовала. Так она мне… сдачи дала, кому сказать — так стыдоба. Дочка матери в волоса вцепилась и давай мутузить. С тех пор я ее не трогаю, живет своим умом, как хочет… В пятнадцать лет аборт сделала. Ну? Что ты с них хочешь? Я уж с ней и лаской, и все… нет, как волчонок, я уж до чего дошла, в церковь стала ходить к батюшке, ну, отслужили мы молебен, вроде ничего, подутихла малость, училище кончила на парикмахера, работать пошла, я уж на цыпочках хожу, каждый день бегаю к Николаю Угоднику свечи ставить. А потом как закрутилась!.. Спуталась, сперва с одним, да женатым, да снова аборт и пошло-поехало. Столько детишек в себе сгубила, так это и не сосчитать, а ведь это все, батюшка говорит, убийства. Я уж молюсь, так молюсь за нее. Уж не знаю, как ее Господь- то, простит ли? Алешеньку нашего случайно родила, это уж она проглядела. Сперва и брать-то его из роддома не хотела, ну, тут уж я ей всыпала, если, говорю ты, паскудина такая, ребенка своего здесь бросишь, я тебя своими руками придушу, из дому выгоню, пропадай под забором, сука поганая, прости, Господи!.. (Пауза.) А вот видишь, как нас Господь наказал, Алешенька-то у нас без ножек остался, после полиомиелита.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Да что ты!..

ВЕРА ИВАНОВНА. Ему уж восьмой годик пошел, а он все в креслице сидит. А какой мальчик золотой! Какой умненький мальчик! Я уж все сердце надорвала. Умри я, что с ним будет? Пропадет. Сгноят его в инвалидных домах.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Тебе, Вера, жить есть ради кого, а мне…

ВЕРА ИВАНОВНА. Если б не Алешка, уехала бы я… тоже, как ты говоришь, на землю… Я иной раз лежу так в постели, не спится. То сосед за стеной буянит, то своя собутыльников приведет, долго так уснуть не могу, все думаю: и это все? Скоро ведь умирать, а жизнь-то вся сквозь пальцы и протекла, и ничего-то хорошего на мою долю не досталось, ничего!.. Мужиков нынче, сам знаешь, порядочных нет, а которые остались, так тех бабы за собой на веревочках водят. А вообще был у меня один… солдатик, на четырнадцать лет моложе. Сирота. В госпитале нашем лежал. Выходила я его, он и прилепился… Два года мы с ним встречались, ну, а потом я его прогнала, что уж позориться на старости лет… Вот и вся моя бабская жизнь на этом закончилась. Невесело, да?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Невесело.

ВЕРА ИВАНОВНА. Несчастливые мы с тобой, Паш, оказались.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А счастливых-то нынче и нет. Ты погляди, что вокруг делается. Я раньше как-то не замечал, а теперь вижу. Тяжело люди живут.

ВЕРА ИВАНОВНА. Сами мучаются и друг дружку мучают. Отчего это так, Паша?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Россия…

ВЕРА ИВАНОВНА. Так что?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ

. Бога свергли, царя убили, а русский человек без Бога — хуже скотины. Это не я сказал, это один философ сказал.

ВЕРА ИВАНОВНА. А мне иногда так всех жалко! Кошка из подворотни грязная выйдет — и та с бельмом, да Господи Боже мой, что ж это такое! А дочку мою заблудшую как жалко, ведь она у меня до пятого класса отличницей была, в школе ее синеглазкой звали. А кашляет она как от своего проклятущего курева! Мне мой Алешенька как-то говорит. — Ты мне, бабушка, больше мороженое не покупай. — Что ж так, Алешенька? — Давай, — говорит, — лучше маму летом на юг отправим, чтобы она кашлять перестала. — Вот как дите рассуждает. (Вытирает глаза.)

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Как бы его на ноги поставить? Может, можно?

ВЕРА ИВАНОВНА. Какое там! Я уж в свое время всех врачей обегала. Одна надежда на заморскую помощь, может, коляску пришлют. Вот, Паша, до чего мы тут дожили… Ой, слышишь? Трамвай пошел. (Взглянула на часы.) Шесть! Ничего себе заболтались!

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. В кои-то веки… Так душевно встретились…

ВЕРА ИВАНОВНА. Ты меня может проводишь до остановки? Боюсь я у вас…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Конечно, провожу. Жалко, что уходишь. Я уж и с людьми говорить отвык.

ВЕРА ИВАНОВНА. Пора. Мне еще на дежурство к девяти, да Алешеньку накормить… Ну, присядем на дорожку? (Садятся.)

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Прямо не верится… что уходишь.

ВЕРА ИВАНОВНА. Пора мне, Паша, я уж и то…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ

. Погоди, телефончик-то, телефончик-то у тебя есть?

ВЕРА ИВАНОВНА. Запиши.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Может, позвоню когда. Можно?

ВЕРА ИВАНОВНА. Звони, отчего же… Погоди, пенсия-то у тебя когда, говоришь?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Две недели еще.

ВЕРА ИВАНОВНА. Как же ты?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ничего.

ВЕРА ИВАНОВНА. Попрошайничать пойдешь?